он завершится.
Меня положили к маме на грудь. Немного неприятна вся эта слизь на мне; скоро обмоют. Пришла пора знакомиться. Я не вижу маму, но уже ощущаю её всепоглощающую любовь ко мне. Я – это она. Она назвала меня Павликом. Значит, всё-таки мальчик. Не знаю, красивая или нет моя мама, стара или юна, но точно с ней я чувствую себя покойно. У меня есть отец. Где-то вне палаты рвётся с цветами. Нет, пока не до тебя, оставь нас наедине, позволь настроиться друг на друга.
3 Месяца
Моё развитие идёт хорошо. Обходимся без болезней и прочих трудностей. Об этом говорило моё сознание, стиравшее память о прошлых жизнях.
Мои родители не были богатыми или влиятельными людьми. Обычные граждане Российской Федерации. Средние среди средних. Как раз из таких и в таких семьях создаются пьяницы, юродивые и пророки. Мой отец любил выпить. Не знаю насчёт мамы, но себе такую роскошь при мне не позволяла; она кормила меня грудью. Я обожал трапезу, прислоняться губами к её розовому соску и ощущать, как в меня поступает жизненная сила, пробирая моё крохотное тело до самых кончиков. Мы оставались наедине и чувствовали другу друга особенно сильно. Хорошо, что о таком воспоминания сотрутся к году, а то вполне возможно заработать секс-фетиш. Такое пророку не к лицу.
Что можно сказать про маму? Она нежна ко мне, заботлива и участлива. Моё имя, как мне и показалось, было Павлик. Выбрала она его сама, отстранив всех родственников и даже отца от этого дела. Неизвестно точно, кем мне придётся стать: апостолом Павлом или Павлом Первым Романовым. Впрочем, цель есть, и всё в моих руках. Мама – славная женщина, я, наконец-то, сумел её разглядеть и, как следует, изучить. Сложно назвать её красивой, но глаза выдают какую-то внутреннюю прелесть. Я уверен, что отец полюбил маму за глаза. А какие у неё мягкие руки и согревающий голос! Но что-то ещё? Разве больше нечего отметить, перечислить иные достоинства? Нет.
Что можно сказать про отца? Он всегда далеко. Где-то на работе, постоянно работает. Если же отец не работает, то отдыхает от работы. Конечно, весь трудоголизм напрямую связан со мной, ведь содержать ребёнка в современном обществе – дорого. У меня даже нет детской кроватки. А одежда и болезненный вид мамы вызывают определённые опасения. Но отец работает, я его почти не вижу. Меня это задевает, нет, не до обиды – младенцы не могут обижаться, но неприятно. Чего темнить, но отец обо мне всегда говорит в третьем лице, как будто я какая-то вещь или меня рядом нет. Никогда не называет меня по имени; только: ребёнок, да ребёнок. Всё-таки мне кажется, что он любит меня. По-другому быть не может. И я его люблю. Просто работа занимает все силы, и поэтому на выражение чувств их совсем не остаётся. К тому же у меня не самый интересный возраст для отца. Вот подрасту, тогда будем больше проводить времени вместе. Есть ли в моём отце что-то ещё? Нет.
Поначалу, когда я закончил наблюдать за своими родителями, меня охватил некий страх. Они слишком простые для той
