репутация его пошатывалась. Как бы он ни выкладывался на работе, – но Институт не мог поощрить практические исследования, да ещё с такими последствиями. Кроне пришлось переехать в Восточный район.
Хотя там все всё знали, но не взять амбициозного и талантливого сотрудника просто не могли. К тому же, Кроне планировал, как минимум, стать профессором, – и это оценили.
Но и в Восточном районе практика продолжилась. Правда, теперь Кроне старался работать преимущественно не в стенах Института. А когда что-то происходило, – он просто долгое время не появлялся. Говорил, что болен. И с этим мирились, так как параллельно он ещё успешно выполнял свои обязанности по другим идеям.
Слухи, впрочем, распространялись понятные – сначала в Институте Восточного района, потом во всём районе, потом в других районах… Все понимали, по каким причинам отсутствует Кроне. Тем более, что теперь он стал появляться после «болезней» с повреждениями – незначительными, но … мелкие царапины покрывали его лицо, руки, – а на лбу остался и вовсе один настоящий шрам. Это могло свидетельствовать о том, что с практикой не только не покончено, – а она получила развитие.
Интересно, что Кроне – ни в Привокзальном районе, ни в Восточном – ни разу так и не сказал открыто о том, что, возможно, пытается изобрести некую машину, – а всё ссылался на болезни и бытовые повреждения. И, несмотря на явные контрдоказательства, многие ему верили и даже прозвали «болезненным», – потому что всё же отдавали дань его находчивости и любознательности вперёд различным проблемам с репутацией. Прозвище, однако, не прижилось – официально стали говорить «осложнения».
После всего этого критический момент настал-таки: когда и Институт Восточного района (по понятным причинам) решил с ним попрощаться и Кроне отправился в новый, только что открывшийся, третий Институт – в Дуговом районе, – там начали колебаться.
Кроне пришлось подумать, как быть. Во-первых, надо как можно скорее «заговорить». Если до этого были практика, действия, – то теперь настала пора слов. Только о чём заговорить? Кроне понял сразу: раз все помешаны на идеях, то об идее. Осталось перебрать все идеи и «подогнать».
Это была привычная ему работа. Но едва ли он сам сразу понял, что может значить одна из случайно произнесённых им фраз, которую он бросил в какой-то рабочий день, когда попытался оправдаться:
– Вы спросили, что я чувствую. Болезни говорят о том, что человек может ломаться. И никакие чувства не помогут.
Здесь до всех, кто слышал и кому потом передали, стало доходить. Идея бесчувственности существует, как минимум, столько же, сколько Оле-Виват, – но априори! Её оставили как универсалию и не трогали. А теперь…
Кроне смекнул быстро: он своим оправданием опёрся, выходит, на принцип самого города! Лучше и придумать нельзя!
И ещё он удовлетворил пожелания Институтов. В приоритете – теория.
