Уволился Женя в звании лейтенанта или старшего лейтенанта. Служил в артиллерии. С нами общался, был прост в обращении. Может быть потому, что мы все помогали ему осваивать школьную программу. За время пребывания на фронте он многое забыл, а учиться очень хотел и мечтал после школы поступить в медицинский институт. Отец его тяжело болел. Говорили, что у него рак. В саду у них стояло много ульев, и он часто угощал нас «медом в рамках». Маму Жени я не помню. Она была тихая незаметная женщина. У них был прекрасный полностью открытый сад, где мы после окончания 10 класса готовились к выпускным экзаменам. На пышный цветущий клевер мы стелили старые одеяла, коврики и «гоняли» друг друга по билетам, которые списали в школе.
Тогда редко кто на нашей улице городил заборы. Только у Ермоленко и Рощенко было трудно проникнуть в сад из-за высоких плетней. Мы по садам лазили редко. Единственное, что мы себе позволяли, так это собрать в чужом саду черешню. Мы называли её «шпанкой». Она росла не у всех. Как только на рынке появлялись бабушки с черешней, которую продавали на вес, стаканами или кистями на палочке, мы начинали разведку. Помню, как мы оборвали всю черешню, а она была сладкая, крупная, у нашей учительницы по биологии. Кто-то из ребят перепутал сады, и мы вместо того, чтобы полезть в соседний сад, попали в сад к своей учительнице. «Разведчик» получил от нас все, что ему причиталось, а мы ходили извиняться к учительнице биологии. Хорошо, что она отнеслась к этому происшествию с юмором и по этому поводу в школе не распространялась.
Ниже Кривчиковых, в доме на углу улиц Урицкого и Карла Маркса, жила немка, врач районной больницы Раиса Григорьевна Вольдейт с детьми. Взрослая дочь Ия, и два сына Гай и Эдик. С Гаем мы дружили – он был моим ровесником, мы учились с ним в одном классе. Несмотря на юный возраст, он отлично играл в шахматы. А отчество у него (я установил это совсем недавно) было «Михайлович». Когда и при каких обстоятельствах они оказались в Короче неизвестно. Про отца Гая я ничего не знаю. Кто он был, где находился, чем занимался, почему не живет с ними, я не знал. На эту тему мы с Гаем никогда не говорили.
Играли мы всегда на улице Урицкого, потому что по сравнению с другими улицами на ней рос не бурьян, а мелкая трава, которую жители называли «гусиная травка». Играли в футбол, волейбол, лапту, «клёп», «буцу», городки и другие игры.
Напротив Кривчиковых, в угловом доме жили Никифоровы. Об этой семье я практически ничего не знаю. Сам Никифоров по образу жизни был чем-то похож на Кузьму Ермоленко. Он ни с кем из соседей не общался, возился во дворе. Все время что-то рубил, строгал, пилил. Они держали много разной живости – свиней, двух коз – и разную птицу: гуси, утки, куры. На нашей улице практически все имели небольшое хозяйства. Моя бабушка держала козу, кур и иногда (не каждый год) поросёнка.
Недалеко от поворота на улицу Пролетарская в небольшом, но аккуратном домике (около дома и во дворе росли высокие старые ели) жили Зотковы – дедушка и бабушка. С ними жила их внучка Оля Горбункова. Подруги звали ее «белочка», а почему
