крышей и крепкими ставнями, покрашенными почему-то красной краской. Жили они втроём – Кузьма, жена и сын Иван. Кузьма хромал на одну ногу. Они держали одну или две коровы, большое стадо гусей, кур, уток и диковинных в наших краях индюков. Сад у Ермоленко был большой, огорожен высоким и сложным плетнём, перелезть через который мы с ребятами могли, но с большим трудом. Помню, что сделан он был как-то по-особому. Таких плетней я больше ни у кого не помню. Лезть к Кузьме в сад боялись ещё и потому, что сад охраняли две большие и злые собаки. Нас этот сад привлекал тем, что там росли почти все сорта яблок, вишни, сливы, груши, крупный чернослив и, главное – сладкая черная и крупная черешня. …Во время оккупации Корочи немецкими войсками комендант назначил Кузьму старостой нашей улицы. Всех жителей обязали подчиняться ему. Никто с ним и не ругался – себе дороже. Он тоже с соседями практически не конфликтовал. Занимал нейтральную позицию, но все указания полицаев выполнял.
Напротив Ермоленко в старом доме жила одинокая старенькая учительница Екатерина Алексеевна Черноглазова. Нам казалось, что дом и его хозяйка родились одновременно. Железная крыша дома давно прогнила, но ремонтировать её никто не брался. Вокруг дома росли высокие кусты персидской сирени. На небольшой веранде почти половина стекол отсутствовали. На полу веранды валялись старинные книги и кипы журналов «Нива», за которыми через разбитое окно мы лазили с ребятами. Чтобы не оставаться одной в большом и пустом старом доме, Екатерина Алексеевна пустила к себе квартирантку Дору Павловну Бочарникову. Она преподавала рукоделие в детском доме, а затем и в педучилище. Жила одна. Когда-то она перенесла туберкулёз позвоночника и поэтому ходила, слегка согнувшись из-за небольшого горба. Она дружила с нашей семьёй, часто приходила к нам, помогала тёте и бабушке по хозяйству.
Ниже Черноглазовой в миниатюрной, полуразвалившейся избушке с соломенной крышей, жила семья Вавиковых. Дед был отличным кузнецом, имел прозвище «Вакула». Кто, когда и почему его так прозвал, я не знаю. По имени и отчеству его никто не называл. Для всех он был просто Вакула.
Его кузница стояла недалеко от дома, на выгоне, ближе к селу Погореловка. Кузнец он был от бога! Умел делать абсолютно всё. Подковывал лошадей, ремонтировал телеги и сани, мог выковать любую деталь, ковал красивые узорные решетки, но… любил хорошо выпить. Бывало, идет, шатаясь по улице из столовой (там продавали бочковое пиво и водку на разлив), и на всю улицу кричит:
– Шахтеры Донбасса! Вашу… и дальше шли отборные ругательства. Два его сына работали в шахтах. Младшая дочка Вакулы училась со мною в одном классе. Хорошая девочка и училась неплохо. Её старший брат Николай – известный в городе и округе хулиган. Мне кажется, что, в конце концов, он оказался в тюрьме.
Мы с ребятами ходили в кузницу Вакулы. Там стояла ужасная жара и какой-то специфический запах. Он разрешал нам раздувать мехами горн и даже стучать небольшим молотком по раскаленному железу. Иногда к нему приходил здоровый мужик
