что он хотел дать людям работу. Он принял к себе трех пожилых людей – двух мужчин и женщину – которые уже вышли на пенсию, но были полны желания продолжать работать. Он не хотел брать молодых, потому что считал, что они должны создавать что-то свое, а не приходить к чему-то готовому. Он искал тех, кто ищет не из-за какой-то необходимости, как это бывает в молодости, а ищет для своего удовольствия. Таким образом, он получил не просто опытных работников, но еще и хороших друзей, и собеседников. Он любил молодых людей, но все же предпочитал тех, кто старше. Сам Моррисон считал себя стариком, хотя был моложе их. Ему было лет пятьдесят, наверно. Но я понимаю, почему он так думал: он прожил не одну жизнь и проживет еще несколько.
В Париже его называли «капитан Моризон» на французский лад, или просто Моризон. У него было много знакомых из самых разных кругов общества, из разных стран и разных возрастов. Когда он собирал гостей у себя дома, то словно и не был хозяином своего вечера. Ему удавалось направлять беседу в необычное русло лишь несколькими фразами, сказанными на ходу, во время открытия очередной бутылки бургундского или с сигаретой в зубах по пути на балкон. Но все знали, что в какой-то момент, он скажет что-то безумное и волшебное, но никто не знал, когда это произойдет. Все находились в ожидании, сами того не осознавая. Я как-то спросила, понимает ли он это или нет. Он не ответил прямо, но именно тогда сказал, что ожидание, любое ожидание ценно. И в тот день я научилась ждать.
Ожидание развеяло паутину одиночества, которой была окутана моя жизнь. Поначалу я ждала писем от любимого человека. Это было ожидание с привкусом девятнадцатого века. Ожидание, которое обычно описывается в романах длинными стройными предложениями со множеством эпитетов. Ожидание, похожее на глоток красного вина и на музыку Нино Ротa. Только я получала не письма в хрустящих конвертах, а всего лишь электронные тексты, которые, впрочем, не уступали рукописным в своей поэтичности. Вместо ящика деревянного бюро их пристанищем стала папка с входящими сообщениями. Но через какое-то время, письма перестали приходить, потому что даже для них граница между Россией и Францией стала непреодолимой. Я тогда думала, что одновременно с ожиданием иссякла выразительность окружающего меня мира. Все потускнело и словно остановилось. Но Моррисон сказал, что нужно продолжать ждать. Человек может искать, действовать, ошибаться, совершать поступки и продолжать ждать. Ждать встречу со своими людьми, ждать перемен или наоборот какой-то стабильности. Единственное, чего человек сделать не может, так это стоять на месте. Пауза – это то, что создано искусственно, это полное отсутствие движения, тогда как мир двигается всегда, даже когда человек стоит на месте. Я наполнила свое ожидание книгами, фильмами и кофе, отказавшись от встреч ненужных и бессмысленных. И это было самым настоящим ожиданием, которое трансформировало время в надежду. А любая трансформация – это волшебство. И оно постепенно проникало в мою жизнь.
Эти
