сутуловатым месяцем, чьё всевидящее око, обтянутое тонкой белёсой бельмой мглы, грозно наблюдало с высока. Свет мелькавших фонарей отражался в больших и ясных, как хрустально чистый, без ряби осенний пруд с застывшей подобно стеклу гладью, глазах скромной, неразговорчивой девушки. Как зеркальная вода озера, они играли переливом отблесков бледных искусственных лун. Это завораживающее зрелище приковывало к себе мимолётные взгляды молодого человека и заставляло наслаждаться их внеземной лучезарной красотой. Но в бездонных, словно широкий синий океан, глазах девушки, похожих в темноте на два крупных чёрный бриллианта, сверкали вовсе не восхищение над жизнью, светлая радость или тихое умиление. Нет! Там, в самих чертогах бесконечной глубины, таились маленький трясущийся страх, беспокойство за своё будущее, которое всё ещё перекидывала старуха-судьба из одной обветшалой руки в другую, царапая его сухими жёсткими пальцами с выпиравшими шишками костлявых суставов. Загадочная безмятежность тревожила сознание и душу юной Линси, часто погружая её в глубокомысленные раздумья. И из чёрных агатовых кружков её зрачков, окованных карими ожерельями, на молчаливого собеседника смотрел грустный женский внутренний мир, пустынный, застланный руинами прошлых тщетных надежд под пепельными тучами безбрежной неизвестности. Этот печальный взгляд не мог оставить равнодушным никого. Большие прекрасные глаза. Как жалко, что не было в них простого человеческого счастья.
– Дорогая Линси, не грусти! – сказал Эдуард, заметив поникший вид своей спутницы.
Автомобиль жёлтой молнией мчался, озаряемый оглядками и окликами фонарей, в буре бушевавшим за ним роем назойливых пылинок и частиц песка.
– Осталось совсем немного, потерпи, – продолжил он.
– Почему потерпи?.. – проговорила девушка, заворожённая полётом своих мыслей. – Мне нечего терпеть…
– Мне интересно только одно: отчего ты не спишь?
– Не знаю, просто… не спиться. Тут так хорошо!.. Ветер, звёзды… Ночь… Фонарики… – последнее слово она произнесла с оттенком веселья.
Линси посмотрела на небо, усеянное тысячами маленьких микроскопических солнц. Каждое из них было бесценным камнем-самоцветом на праздничной короне, на ночном бальном платье царицы-жизни. Линси любовалась роскошью и, одновременно, незамысловатой простотой её наряда. Ведь, что нужно для красоты? Высоконравственные манеры, этикет, доброта, порядочность, вежливость – ложь! Внешность, изящная наружность без яркого макияжа, пошлых слов и действий – вот слагаемые истинной красоты. Только природная нагота и более ничего лишнего.
– Романтично? – с лёгкими нотками гордости и эгоизма спросил, наконец, замечтавшуюся девушку Эдуард, будто он сам являлся творцом этого великолепного звёздного чуда.
– Нет, так, просто… Мне нравится смотреть на небо. Всё равно, что находиться в сказке. Это так
