что слова Проводника о том, что он не видит нужного места, не были фигурой речи, как мне показалось сначала, а были ровно тем, что они значили. Проводник точно так же, как и я, был заложником этой бездонной тьмы, окружающей нас, хотя до этого я был уверен, что он если и не хозяин здешних мест, то как минимум управляющий.
Наши привалы стали часты, а хождения бесплодны. Я предложил ему оставить лодку и сделать обход налегке, но он лишь жестом указал, что в таком случае лодку то ли поглотит тьма, то ли мы не найдем ее потом – а скорее всего, это было одно и то же. Проводник вообще стал молчалив, словно слова были светом, который и без того неуловимо исчезал в этом странном мире.
Тьма же была неотступна и терпеливо ждала, когда мы сдадимся ей.
Местные дни сменялись местными ночами, едва отличимыми друга от друга. Тьма уже просочилась во всё вокруг, текла легкой взвесью в пространстве. Сначала я отгонял эту муть, она отлетала, подчиняясь взмаху, но затем незаметно накапливалась вновь – и я перестал бороться с ней. Мир мерк, временами лишь вспыхивая чуть ярче, но всё же неизбежно теряя накал.
Однажды я очнулся, лежа в лодке. Купол неба был неожиданно ясен, и звезды безмолвно мерцали своей поредевшей, но пока еще многочисленной россыпью. На место гаснущих звезд приходили новые, словно кто-то передавал их огонь там, далеко-далеко. Вдруг все они разом погасли. Я не сразу понял, что надо мной склонился Проводник.
– Ты всё еще готов помочь? – спросил он.
Признаться, я уже позабыл и тот свой порыв, и стыд, ставший его причиной, но немедля ответил «да».
– Хорошо. Но нам придется рискнуть.
Я догадался, что рискнуть придется мной, если не всецело, то как-то частично. Я хотел уточнить, что именно мне будет угрожать, но уже не успел: руки Проводника успели странным образом оплести мою голову, и я почувствовал не то что бы массаж, а некую калибрацию себя. Все чувства постепенно сосредотачивались в голове, она словно отделилась от тела, да и вообще от всего остального. Звезды сместились, встали с мест и вдруг стали чертить идеальные круги, словно их снимали на длинной выдержке. В центре осталась неподвижная светлая точка, постепенно она становилась всё ярче, а круги вокруг, напротив, гасли. Звезда наливалась светом и начала дрожать, но оказалось, что дрожит мой взгляд. Проводник помогал мне улавливать ее в фокусе, и я понял, что мне надо уцепиться за звезду прямым продолжительным взглядом. Она упорно не хотела это делать. Юлила, мерцала, отворачивалась. И всё же вдруг звезда словно проткнула меня лучом – и я потерял сознание от такого количества света.
Я пришел в себя в большой незнакомой комнате. Можно было бы сказать, что в ней было полутемно – кроме большого телевизора в центре других источников света не было – но я знал, что такое настоящая тьма, поэтому непроизвольно захотел зажмурился от ударившей волны света. Но сделать этого мне не удалось. Воля сомкнуть веки уходила в никуда, и я по-прежнему видел в мельчайших деталях все вещи – так, словно контуры их светились собственным светом. Ярче всего был телевизор, источавший поток света на еще более яркого человека, которого я заметил на диване
