понял и по-русски. Он начал говорить о себе, потом стал расспрашивать меня о семье, о работе, о том, собрал ли я наконец свой космодром смерти. Слова по-прежнему так невероятно медленно текли ко мне, что их даже можно было рассмотреть. Строго говоря, они были невидимы, не было ничего, что можно было бы потрогать и назвать «словом», но я отчетливо увидел, что они вообще-то имели мало общего со своими значениями. Уолтер задавал мне вопросы, но их целью не была информация обо мне. Слова, направленные в мою сторону, были импульсами, каждый из которых делал пространство вокруг светлее и… даже не знаю… прирученнее. Импульсы касались вещей и извлекали из них свет. Но это я заметил уже после того, как этот свет снова замер в вещах, хотя Уолт еще не прекратил говорить.
Я увидел, что Уолт, продолжая задавая вопросы, постепенно менялся в лице, будто бы увидев что-то ужасное – а его медленные слова еще неторопливо висели в пространстве. Но теперь они уже будто поменяли полярность. Я посмотрел Уолту в глаза, и тогда мы с ним вдруг одновременно вспомнили одну вещь.
У меня не было семьи – об этом было написано в некрологе, который Уолт читал на планшете.
Мы как будто разом протрезвели. Весь извлеченный словами вайб обнулился.
Телевизор в испуге потух, и бледные тени вещей заполнили комнату. От Уолта остались лишь искры глаз, зафиксированные на мне.
– It’s ok, Walt. Я собрал свой космодром. И я даже прилетел обратно
Я всего лишь хотел успокоить его, но, наверно, трудно было подобрать слова, способные столь же сильно ужаснуть бедного Кинзи в тот момент. Пространство снова вжалось само в себя, вещи хотели спрятаться, но, не имея возможности сделать это, продолжали тоскливо смотреть на меня.
– Oh, sorry, Walt, sorry.
Я раскрыл объятья и сделал маленький шаг навстречу. Уолтер молча смотрел на меня. Я продолжал медленно приближаться.
– Послушай, Уолт, если ты не хочешь, чтобы я подходил, скажи мне, окей? Я не хочу пугать тебя.
Кинзи молчал. Но вместо него безмолвно кричало пространство, с каждым шагом сжимаясь как пружина, наливаясь напряжением и плотностью. Я едва смог приблизиться к нему. Уолтер застыл передо мной, словно стоп-кадр, на расстоянии полуметра. Я медленно начал протягивать к нему руки, доброжелательно развернутые ладонями вверх. Когда до Уолта осталось совсем немного, я остановился, ожидая встречного движения его рук. Кинзи не шевелился.
Тогда я дотронулся до него.
Сжатая пружина пространства моментально распрямилась, боек ударил в патрон, и невероятная сила выстрелила мной. Ослепительная вспышка разорвалась перед моими глазами, а затем комната лопнула, как лопается воздушный шар в замедленной съемке: только что заполненное пространство оставило от себя пустоту такой же формы, рассыпалось на множество сжавшихся точек и исчезло в них. В следующую секунду меня припечатало в лодку. С неба ко мне тянулся трассирующий путь как от сгоревшей кометы. Я почувствовал страшную усталость, почти судорогу, сводившую
