И взяв руку Афанасии в свою, попыталась заглянуть той в глаза. Но Афанасия отсутствующим взглядом уставилась на этикетку лекарства.
– Я должна сказать тебе …Афанасия!
– А?! – недовольно отозвалась та.
– Тоня умерла, – сказала Агни, и голос её дрогнул.
– От чего? – машинально спросила Афанасия, не отрывая взгляда от этикетки.
– От рака, – мягко напомнила ей Агни. – Ты же сама недавно упомянула её болезнь.
– Да, рак – дело нешуточное!
– Афанасия!!! Брось ты эту упаковку! Я говорю о нашей сестре!
Афанасия послушно отбросила лекарство и взглянула на Агни. Во взгляде её не было боли, а одно только удивление.
– Хочешь сказать, что умерла наша сестра Антония?
Агни кивнула. По щекам её текли слезы. Теперь обе молчали. И только часы отсчитывали чьё–то время. Солнце за окном светило, разливая повсюду свой живительный свет. Но в комнату Афанасии не входил ни один его луч. Казалось, эта комната отказывается принять что–либо извне.
За двадцать лет её болезни дом превратился в своеобразную гробницу. Даже воздух в нём застоялся так, что здесь установилась независимая, присущая только этому дому температура.
– Наша сестра Антония! – повторила Афанасия, и её щёки затряслись в праведном гневе. – Она так и не позвонила мне! Так и не вспомнила меня! Целых три года! Целых три!
В полночь Афанасия вдруг проснулась, как от толчка. Ночь свалилась на неё внезапно всей своей тяжестью. Пульсирующая. Холодная. Злая. Шуршали по асфальту шины. Кто–то был жив. Ездил по улицам. Ходил по тротуару. Влажный шум улиц влился в застоявшийся ум Афанасии и вышел назад тяжёлыми мыслями.
И тогда, вытянувшись в одинокой своей неуютной кровати, Афанасия поняла, наконец, отчего так холодно бывает ей по ночам. Нашла нужное слово. Закрепила его в памяти. Но уже через мгновенье, забыла.
Скудельный сосуд Данаид
Дом по–сиротски ютился на своих двухстах квадратных метрах, сжимаемый со всех сторон многоэтажками. Когда–то, ещё при жизни хозяина, он был выкрашен в охру. Но теперь краска сошла с него кусками, и он казался пегим.
Нестор толкнул хилую калиточку и вошёл в запущенный садик, где росли два мандариновых дерева и три куста жёлтых роз. На крыльце резкий ноябрьский ветер гонял жухлые листья. Дверь Нестору открыла старая служанка.
– А она вас ждала, ждала, да и заснула, – недовольно буркнула она, и, кажется, вовсе не хотела впускать его в дом.
– Ерунда, – беспечно отозвался Нестор, решительно отодвинул её и протиснулся в проём между дверью и служанкой. Он так устал! Боже, как же он устал! С утра он принял десятка два больных. Завтра, наконец, наступит долгожданный конец недели. И Нестор уже предвкушал радость отдыха, когда позвонила Марика, тётушкина помощница по дому, и объявила, что Афанасия хочет его видеть.
Пока он шёл к тётушке на соседнюю улицу,
