нахмурился.
– Я не люблю об этом говорить. О личной жизни не распространяюсь.
Засигналил телефон по внутренней связи. Миллиардер с готовностью нажал спикерфон:
– Да!
– Михал Иваныч, привезли саженцы сакуры. Вы хотели посмотреть…
– Я немножко занят, Потапыч, начинай без меня. Позже, присоединюсь. – Указательный палец дал «отбой».
– Не буду вас сильно задерживать. – Журналистка сделала вид, словно засобиралась восвояси. – Напоследок, хотелось бы спросить, что главное в вашей жизни?
– Бог. Творец.
У Веры отвисла челюсть, еле собралась.
– Вы ходите в Церковь?
– Нет. Бог и Церковь – это две разные… – Лугинин пытался подобрать слово. – Можно даже сказать, что я верю в Бога, но не верю Церкви.
– А если я не верю в Бога?
– Значит, в вашей жизни нет главного.
Гольц задумалась, поставила точку, собрала листы.
– Вам прислать интервью на правку?
– Не надо. Печатайте, как сочтете нужным. Напишете что-нибудь лишнее – будет повод вас засудить.
Собеседники рассмеялись.
Грянул взрыв. Содрогнулись стекла, колыхнулись занавески. Хрипнул и заглох кондиционер.
Журналистка инстинктивно упала ничком, маникюр впился в ворс персидского ковра, сердце выпрыгивало наружу. Глазки забегали по светло-коричневым туфлям Лугинина, легкий запашок неприятно кольнул женский носик.
Туфли развернулись к Вере, Гольц боязливо подняла глаза – Михаил Иванович улыбнулся в бороду.
– Не обманул поставщик! Стекла целы. Обещал, что выдержат взрывную волну и выдержали. Вставайте, сударыня, похоже, и на этот раз пронесло.
Журналистка вцепилась в поданную руку, поднялась, оттянула платье у талии.
Влетел Константин Петрович.
– Все целы?! Пожалуйста, не покидайте кабинет.
Исчез за дверью.
– А вас только стекла волнуют? – Вера замахала руками, как веером, стараясь оправиться от шока. – Ну да, какое это уже по счету покушение? Можно и привыкнуть.
– Я уже сбился со счета. – Лугинин махнул рукой, отойдя к окну.
«Фидель, одним словом. Такой же неубиваемый. Хотя мне грех жаловаться. Нет уж, пусть его убивают без меня, к черту все эти интервью! Еще пожить охота».
Гольц полуотвернулась, наспех перекрестилась по-православному, поцеловала руку по-католическому.
– Вот одна из причин, почему я не даю интервью. – Михаил Иванович не отрывался от окна. – В любую минуту может случиться подобное. Зачем подвергать риску ни в чем неповинных?
Журналистка схватила исписанные листы бумаги.
– Мне пора бежать! Спасибо за интервью, – а про себя подумала: «Да уж, спасибо. Лучше б не напрашивалась».
Олигарх
