произнес кто-то неподалеку. – Сам не знаю, чего бы мне прямо сейчас не рвануть.
Ланья сказала:
– Джон спрашивал, не хочешь ли ты порулить новым проектом коммуны. Строительством латрины.
– Господи боже!..
– Он считает, у тебя задатки лидера…
– И чутье на эту задачу, – договорил он. – Работы мне и так хватает. – Смаргивая послеобразы костра, он увидел, как блондин, уже снявший рубашку, стоит на краю и лопатой забрасывает землю обратно в яму.
Вместе с Ланьей он ступил во тьму.
И вновь подивился, как она отыскивает дорогу. И вновь остановился первым, поняв, что пришли.
– Ты что там делаешь?
– Я повесила одеяла на сук. Снимаю.
– Тебе видно?
– Нет. – Листва взревела. Одеяло задело его по лицу на лету. Они расправили его вдвоем. – Натяни левый… нет, от тебя правый угол.
Трава и прутики подались под коленями, когда он плюхнулся на середину. Они тепло сшиблись.
– Знаешь Ричардсов?
Артишоки…
Он нахмурился.
Она легла рядом, раскрыла кулак у него на животе.
– М-м?..
– Положительно бредовые тупицы.
– Да?
– Ну, они положительные. И довольно тупые. Бредить пока не начали, но это не за горами. Зачем я вообще взялся за эту работу?
Прижимаясь к нему, она пожала плечами:
– Когда ты согласился, я подумала, ты просто из тех, кому непременно нужна работа.
Он гмыкнул.
– Тэк с первого взгляда решил, что я не работал ни дня в жизни. Мне же не нужны деньги, так?
Она сунула руку ему между ног. Он их раскинул и положил ладонь сверху, втиснув толстые пальцы между ее тонкими.
– Мне пока не требовались. – И она сжала.
Он заворчал.
– Тебе – конечно. Тебя тут все любят. Везде приглашают, да? – Он поднял голову. – Он инженер, она… домохозяйка, я так понял. Читает стихи. И в стряпню добавляет вино. Такие люди… занятно, знаешь. Не могу вообразить, как они трахаются. Но ведь как-то должны, видимо. У них дети.
Она отняла руку и легла ему на грудь.
– А такие, как мы. – Ее голос зафырчал ему в подбородок. – Вообразить, как мы трахаемся, проще всего, да? Но нельзя представить, что у нас дети, правда? – Она хихикнула и ртом прижалась к его рту, сунула язык ему в рот. А потом застыла и взвизгнула: – Аййй.
Он засмеялся:
– Дай я ее сниму, пока не пырнул кого-нибудь! – Он приподнял бедра и стащил орхидею со шлевки, а потом снял и ремень.
Они обнимались долгими полосами жара и холода. Один раз, лежа навзничь, голым, под ней, он терся лицом о ее шею, сжимал ее качкие ягодицы, а потом открыл глаза: сквозь джунгли ее волос сочился свет. Она замерла на взлете. Он запрокинул голову.
За деревьями колыхались полосатые чудища.
Ниже
