мебель вынес и вымыл две дальние комнаты и дальнюю ванную.
– Возьмите. – Она опять открыла холодильник. – Давайте. Заходите, поешьте. Ой! – Дверца захлопнулась, чуть не выбив тарелку у него из рук. – Кофе! Вы же хотите кофе. Я воду поставлю. Заходите. Я через минутку.
Может, она спятила (подумал он, входя в гостиную), как и вообще все тут.
Он сел на Г-образный диван, поставил тарелку на кофейный столик и один за другим приподнял уголки хлебных ломтей: арахисовое масло с желе, «Спам» с горчицей и?.. Он ткнул пальцем, лизнул: печеночный паштет.
Этот сэндвич он съел первым.
– Прошу! – Она поставила ему чашку, села на другую половину «Г» и тоже хлебнула кофе.
– Очень вкусно, – промямлил он с набитым ртом, демонстративно тряхнув сэндвичем.
Она еще отпила. А потом сказала:
– Знаете, чего я хочу?
– Ммм?
Она перевела взгляд на тетрадь на диване и кивнула:
– Я хочу, чтоб вы прочли мне свое стихотворение.
Он проглотил кусок.
– Не, мне надо наверх, домыть полы. И в кухне прибраться. Можете собирать вещи, я вечером уже кое-что перенесу.
– Завтра! – вскричала она. – Ой, давайте завтра! Вы и так трудитесь не покладая рук. Прочтите мне стихотворение. И кроме того, у нас еще ничегошеньки не готово.
Он улыбнулся и возмечтал об убийстве.
И здесь, подумал он, это бы настолько проще сошло с рук…
– Вряд ли вам понравится.
Сложив руки на коленях, она подалась к нему:
– Ну пожалуйста.
Он перетащил тетрадь на колени (как будто прикрыться пытаюсь, подумал он. Убил бы).
– Ладно. – Что-то пощекотало испод бедра. Пот затек под цепочные путы. – Я прочту… – Он открыл тетрадь, откашлялся. – Это. – Вдохнул и посмотрел на бумагу. Очень жарко. Цепи натянулись поперек спины: он сутулился. Когда открыл рот, какой-то миг был уверен, что звука не раздастся.
Но стал читать.
В тишину комнаты ронял слово за словом.
Смысл отшелушивался от голоса, расщеплялся.
Звуки, из которых он складывал интонацию, киксовали. Ротовой механике недоставало ловкости – она не успевала за тем, что знал его глаз. Он читал слово за словом, с ужасной ясностью понимая, как должно было упасть предыдущее.
Разок кашлянул.
На одной фразе отпустило, полегчало. Затем, голосом закрыв запятую, лихорадочно подумал: зачем я выбрал это?! Надо было выбрать любое, только не это!
Он сипло прошептал последнюю строку и прижал руку к животу, давя крошечную боль. Еще несколько раз вдохнул поглубже и выпрямился. Рубаха на спине промокла насквозь.
– Какая прелесть.
Захотелось – и он не стал – смеяться.
– «…Потерян у тебя в глазу…» – переврала она цитату. Нет, перефразировала.
В животе опять сжалось.
– Да, мне очень
