котлеты упер, – он откинул полу белого халата, потом пиджака, показал болтающуюся на боку плотно набитую холщовую сумку. – Учись, студент, пока батька жив.
– Ты поджег больницу из-за котлет? – не поверил я.
– Не только, – отец так и лучился самодовольством. – Я еще и рыбу жареную прихватил, – показал сумку на другом боку. – И компота десять порций выпить успел! Во как!
Нервная ночь
Отец был просто маниакальным ворюгой. Однажды мы с ним по какой-то причине заехали к Свечкиным в общежитие.
– Здравствуй, Нин.
– И тебе не хворать.
– Нин, нам до дома еще пилить и пилить, до ридной батькiвщины – не ближний свет. Давай, мы у вас переночуем?
– Давай, – нехотя согласилась тетя Нина.
– Соловья баснями не солят. Нин, все, что есть в печи, все на стол мечи, – довольно, словно сытая муха лапки, потирая руки и втиснувшись на табурет, притулившийся в узком прощегале сбоку от стола в «куркурятнике», сказал он. – Как говорится: гость в дом – бог в дом.
– Да уж, – досадливо поморщилась тетя Нина, отличавшая скаредностью и жлобством даже на фоне наших скупых, прижимистых и бережливых родителей, и начала нехотя доставать из холодильника немудреную снедь: вареную картошку, зеленый лук, скисшее молоко, сливочное масло, хлеб.
– Стой, это колбаса? – отец придержал дверцу, которую она собиралась закрыть, и ткнул пальцем в глубь холодильника.
– Она старая, – сквозь зубы сказала тетя Нина. – Я ее выбросить хотела.
– Тогда тем более не жалко – доставай.
– Вить, вы же потравитесь!
– Не боись, не потравимся. Не дождетесь.
Полбатона вареной колбасы оказалось на столе.
– А в той банке что? – отец начал, не глядя, шустро пластать колбасу ножом на толстые куски.
– Лечо. Оно старое уже, засохло.
– Кучеряво живете: лечо сохнет. Тащи сюда. Соуса томатного нет?
– Соуса нет, – с облегчением вздохнула тетка.
– Горчица?
– Нет.
– Хрен?
– Нет.
– Майонез?
Тетка пожевала губами, что-то взвешивая в уме и сказала:
– Есть чуток.
– Доставай: будем гамбербургеры делать.
– Что это такое? – спросила Лариска, до этого стоявшая молча и с изумлением наблюдавшая за налетом дяди.
– Сейчас покажу, – он взял кусок хлеба, намазал сливочным маслом и майонезом, положил лук и накрыл с двух сторон двумя кусками колбасы. – Вот гамбербургер, – потряс перед носом Лариски. – Сейчас в Америке все такие едят. И главное, что маслом вниз никогда не упадет, как бутерброд, – засунул в свою пасть сразу половину.
– И негры едят? – спросил я.
– Неграм не дают, – перемалывая крепкими челюстями еду, ответил папаша. – Негров там вообще за людей не считают: апартеид называется, – дожевав
