И такие же скучные. Не сказать, что дел вовсе не было – народонаселение столицы не стало вдруг законопослушней: случались и разбойные нападения, и квартирные кражи, и даже убийства на почте ревности или корысти. Среди убитых за четвёртую неделю июня попались и две миловидные дамы, но ни в одном из преступлений не угадывался почерк душегуба с Калашниковской набережной. Хотя на каждый случай прибывали лично Филиппов с помощником и доктором Кушниром, придирчиво, в три пары глаз, вглядывались в раны, но Павел Евгеньевич категорично мотал своей бородкой, и дело переходило в ведение соответствующего пристава.
Ещё раз были опрошены все петербургские жрицы любви, находящиеся в данное время в городе. Отсутствующих объявили в розыск, имеющимся в наличии ещё раз предъявили словесный портрет предполагаемого длиннорукого убийцы в чёрном пальто и пасторской шляпе. Скорее, в профилактических целях.
Раскинутая же политическим сыском широкая сеть пока никакого улова не принесла.
По прошествии недели с момента первого – и, хвала небесам, пока единственного в своём роде – убийства, Константин Павлович Маршал испросил у Владимира Гавриловича трёхдневный отпуск, так уютно расположившийся между выходным днём по случаю Рождества Иоанна Предтечи и ближайшим воскресеньем. Отпуск этот потребовался ему для того, чтобы всё-таки навести некую определённость в своём полухолостом положении. Ибо на этом фронте ситуация сложилась довольно странная и для ответственного Константина Павловича не вполне комфортная.
Занятый службой, Маршал покидал квартиру рано, возвращался поздно. Утром его неизменно ждал волшебный завтрак, но в одиночестве – Зина успевала всё приготовить до его пробуждения и убежать до его выхода в столовую. Вечером же накрытый стол теперь всегда уходил на второй план, обед сильно простывал, уступая место иным человеческим нуждам, но в такие моменты – весьма приятные, но к вдумчивому разговору никак не располагающие – также ничего разрешить не удавалось. А совместно принимать пищу и уж тем более оставаться на ночь в квартире Константина Павловича Зина отказывалась наотрез. Несколько раз, собрав в кулак всю волю и решительно задрав подбородок, Маршал пытался предотвратить предобеденное действо, силясь завести разговор о женитьбе или хотя бы совместном проживании. Но едва ль найдётся во всём свете хоть один здоровый мужчина, умеющий сохранять здравость мысли и твёрдость характера под воздействием нежных женских рук и мягких, жаждущих ответного движения губ.
Однажды лишь проскользнула полунамёком тема общего будущего. Уже после того, как он перестал именовать горничную по имени-отчеству и вручал ей второй ключ от квартиры, Зина, принимая, натянуло колечко, на котором висел сам ключ, на безымянный пальчик, и улыбнулась:
– Почти впору. Вот и обвенчались.
И хлопнула дверью прежде, чем Маршал смог придумать что-либо в ответ.
Теперь же
