остановить поток крови из моего носа салфеткой. Женщина, владевшая кафе, умыла меня водой из-под крана привела в элегантную заднюю комнату, стены которой были полностью зеркальными. Мне сказали сидеть абсолютно неподвижно, пока кровотечение из носа не прекратится. Напомнив мне не двигаться, бабушка оставила меня одного. Но, как выяснилось, я был не совсем один, потому что вдруг я услышал шепот из-за толстой красной бархатной занавески, разделявшей комнату на две части. Как будто кто-то пытался говорить без шума, и скука принудительной неподвижности заставила меня особенно любопытно узнать, кто там, за шторой. Моя голова была запрокинута; я прижимал лед ко лбу, глядя в точку прямо над собой. Но я перевел взгляд и посмотрел в дальний конец комнаты, отражавшийся на потолке, также зеркальный, который позволял мне видеть, что происходило за шторой. Я узнал кое-что знакомое: шахматную доску, окруженную людьми, которые, судя по широко распространенному облысению и седеющим волосам, казались довольно пожилыми. Они смотрели заворожённо на черно-белый четырехугольник, словно ожидая ответа оракула. Но было еще кое-что, что я не мог разглядеть, как бы я ни старался. Это резко контрастировало с торжественностью комнаты: казалось, что пожилые люди с сутулыми плечами и склоненными головами излучают некий восторг перед каким-то открытием.
– Если тебе уже лучше, мы можем идти, – сказала бабушка.
Но вместо этого я встал и направился к шторе, за которой скрывался другой мир. Возможно, моя бабушка слишком опешила, чтобы остановить меня, или, возможно, она была напугана тишиной в комнате и ничего мне не сказала. Она только успела поднять руку в знак удивления, которого я почти не заметил, потому что уже открыл занавеску и подошел к группе людей, столпившихся вокруг стола. Никто не обратил на меня внимания, даже когда я протолкнулся локтем к столу, чтобы увидеть доску. Как только я это сделал, я понял причину странного чувства, которое у меня только что возникло. За столом сидели два человека: один, повернувшийся ко мне спиной, был старик с пышной шевелюрой седых волос и одетый в темную одежду. Напротив него был тощий белокурый ребенок примерно моего возраста. Неподвижный у доски, окруженный всеми этими мужчинами намного старше его, он был похож на маленького Иисуса, которого допрашивают врачи в храме.
Был ход старика, он поднял руку и передвинул свою фигуру с видом крайнего уныния. Ребенок, сидящий напротив, немедленно последовал его примеру, ничего не говоря, но действуя с такой безжалостной и насмешливой уверенностью, что можно было предположить, что это был кульминационный момент.
Я всегда думал, что вы должны объявить о своей победе, сказав «шах» или «мат», хотя бы даже только для вашего собственного удовольствия. Но, к моему удивлению, здесь ничего подобного не произошло. Старик подумал еще несколько минут – точнее, казалось, что он внимательно оценивает драгоценный предмет или оценивает подлинность произведения искусства, – после чего он просто встал и пожал руку
