не в последнюю очередь на его собственную личность.
В баре на вокзале он выпил коньяк, который, казалось, оживил его. Поезд стоял в ожидании на платформе, но, к счастью, некоторые купе оставались пустыми. Они устроились на плюшевых сиденьях за мгновение до того, как был дан сигнал об отправлении, и только когда он почувствовал, что поезд тронулся, Фришу показалось, что он полностью вернул себе хорошее настроение. Он с новой приветливостью посмотрел на худое лицо Баума и его привычные жесты: снял и осторожно сложил плащ, который всегда носил, поправил складки брюк, когда сел, положил свой кожаный портфель на колени и открыл его с одновременным щелчком боковых защелок. И, наконец, вытащив шахматы так осторожно, как будто это была реликвия, положил их на небольшой откидной столик и тщательно расставил фигуры. Его последним действием перед началом игры было рыться в кармане штанов в поисках монеты в один пфенниг, которую он положил рядом с доской. Фриш сделал то же самое. Таковы были символические ставки.
Баум был достойным игроком, не гений, но и некомпетентным его нельзя было назвать. Его завидная техника компенсировала его бездарность. Он был хорошим теоретиком, его дебюты всегда безупречны. Правда, идей у него не было; всякий раз, когда он пытался уйти с проторенных дорог, он оказывался проигранным, но в целом он был достойным противником, которого не легко было победить. Обычно у них было время на две или даже три игры. Они быстро пробегали через дебют и после некоторой перестрелки в центре и нескольких обменов фигурами решали, стоит ли продолжать игру. Определенные позиции неизбежно заканчивались ничьей. В этом случае они начали бы сначала, постепенно выбирая более рискованные варианты. Баум, однако, всегда был осторожен, делая только проверенные ходы. Действительно, ничьей он удовлетворился, считая это хорошим результатом. Но иногда они оказывались погруженными в одиночную длинную игру, настолько интересную, что они даже останавливались, чтобы изучить ее, анализируя все варианты.
Характерной чертой всех шахматистов, очевидно, является отказ признать, что их позиция в проигранной партии была действительно незащищенной. Вот и Баум, когда проигрывал, упорно рассматривал каждый ход, пытаясь выяснить, где и когда он совершил ошибку. Их партии и последующий анализ Фриш часто разбирал в своей колонке своего шахматного журнала.
Сегодня вечером Баум играл белыми. Его любимым был ферзевый дебют. Он любил плавать по тихой воде на надежных судах. Но Фриш не хотел повторять обычный сценарий. Он решил немного встряхнуть игру. С Баумом он мог себе позволить пару рисков.
– Давай посмотрим, как ты выберешься из этого, старик, – сказал Фриш, быстро делая свой первый ход. Но вскоре выяснилось, что его план на игру полностью отличался от обычного. Он ужасно хотел увидеть лицо старого доброго Баума, когда тот поймет, с какой вариацией ему придется иметь дело. Хотел ли Фриш просто подшутить над Баумом, усложняя партию опасной защитой? Или это был вызов самому себе?
