этом даже Баум вышел из оцепенения и с любопытством посмотрел на молодого человека – его звали Майер, да? По крайней мере, Баум услышал именно это имя, – и этот человек теперь, казалось, чувствовал себя обязанным объяснить свой отказ.
– Полагаю, это вопрос нервов. То есть, я думаю, что я по-прежнему хороший игрок. Просто у меня нет духа, чтобы играть против человека из плоти.
– Сердце? – ошеломленно спросил Фриш. – У тебя нет сердца?
– Это вне моего контроля, – продолжил молодой человек. – Наверное, фобия, но я ничего не могу с собой поделать. Шахматы чуть не разрушили мою жизнь. Они довели меня до безумия. За ночь я потерял все, у меня ничего не осталось. Даже сейчас трудно поверить, как это произошло. Я оказался бездомным, проводя ночи на улице или в общественных убежищах. Были времена, когда я действительно думал, что сошел с ума. В одном месте, где мне пришлось остаться на некоторое время, среди городских отбросов, был человек, который утверждал, что он может выяснить, что случилось в мозгах у любого человека. Он давал мне формы для заполнения и задавал очень неловкие вопросы. Он был полон решимости выяснить, почему я попал в такое положение. Он хотел указать пальцем на то, что именно сломало меня. А я хотел жить. Когда я объяснил ему проблему, он выглядел очень заинтересованным. Он был единственным, кто когда-либо слушал то, что я говорил, и верил моей истории. Он пришел к выводу, что причина, по которой я не мог больше играть в шахматы заключается в моем отце. Потому что я видел в своем оппоненте фигуру отца, с которым я был в конфликте. И он был прав, хотя и основывался в своих суждениях на косвенных предпосылках. Видите ли, мой отец был мне не родной отец, и история, которую я ему рассказал, определенно не была плодом моего воображения или продуктом моей бессознательной потребности наказать себя за какой-то проступок, как он утверждал. Хотя признаю, что в то время я и сам начал в этом сомневаться. Все началось с моей страсти к шахматам, игре, в которую я был вовлечен самым необычным образом…
Слова молодого человека, казалось, привлекли внимание двух господ. Впервые Фриш поднял бледно-голубой взгляд на глаза Майера, обнажив более мягкое выражение лица, по крайней мере, так Майеру показалось. И это, действительно, было именно тем, чего мальчик ждал, опасаясь, что этого никогда не произойдет, поскольку иногда человек ищет человеческий отклик в глазах дрессированных животных. Черты лица Фриша внезапно расслабились. Он отказался от своей первоначальной сдержанности, но скорее случайно, чем с искренним намерением.
Майер глубоко вздохнул. Он казался менее напряженным. Пелена охриплости, выдававшая его нервозность, теперь исчезла с его голоса.
Он сжал в ладони пакет, спрятанный в кармане плаща, как будто чтобы убедить себя, что не забыл, зачем он ехал в этом поезде. Теперь он мог смотреть на своего противника без страха. Несмотря на все, что он знал о нем, он видел его обычным и беззащитным человеком, который, позволив на мгновение упасть маске жесткости, действительно выглядел на свой возраст, человеком почти старым, его железно-серые волосы коротко острижены, чтобы скрыть
