бросает Уолласу:
– Тебе за работу.
Уоллас ловит увесистый мешок с крепенькими плодами, похожими на бледные тыковки размером с кулак, в сетке их не меньше десятка. От подачки пахнет земляными червями. Наверное, шары растут в почве, – теперь они выкопаны, обтерты батраками и заботливо припасены.
– Жри, – в обычной манере отрывисто распоряжается Им, продолжая деловито искать.
Задохнувшись от восторга, – наконец-то что-то отличное от забродивших помоев! – Уоллас когтем рвет сетку. Овощи прыгают по деревянному полу.
Не оборачиваясь, трактирщик ворчит:
– Хья, мешок-то портить зачем?
Позабыв про хозяина, Уоллас рушится на колени. Сгребает жратву к животу, – проворные плоды выскакивают из-под рук и разбегаются в стороны. Он рычит, негодуя, рокочущий голос заполняет всю темень сарая. Им замирает, настороженно, с прищуром косится, но вскоре возвращается к поискам.
Уоллас быстро уничтожает подачку. От плодов ничего не остается, даже маленькие сухие вершки он проглатывает. Икнув, наблюдает, как трактирщик довольно крякает, – значит, нашел что искал, – и опускается на горку мешков. В руке у него узконосая крынка.
«От Черенка пойло припрятал», – соображает Уоллас, слабо ухмыльнувшись догадке. В голове его мнется каша из овощей.
– До чего поганая ночь. Но хоть денег подняли, – вздыхает Им, зубами дернув пробку. Та выходит с громким щелчком.
Из сосуда тянет крепкой, на грибах настоянной брагой. Эльф сплевывает затычку и с неожиданной жадностью делает пару глотков. Затем фыркает, нюхает свой рукав и скребет щетину на щеке.
С распущенными по плечам белыми волосами Им выглядит болотным утопленником. Уоллас вздрагивает от наваждения и отводит в сторону взгляд. На коленях приятной тяжестью лежит последний оставшийся овощ. Брюхо полно, ощущение сытости мягко клонит ко сну.
– Я напьюсь, – сообщает Им таким неуверенным тоном, словно Уоллас может ему запретить. Трактирщик опирается локтем о колено, крынка висит в крепкой руке, обманчиво слабо сжатая когтистыми пальцами. – Все силы в него вкладываешь, уму-разуму устаешь навострять, а он говнится: «Нет, мне это не интересно». Вот такой кишочный глиста. Ладно. Спрашиваю, че ему тогда интересно, а он сам не знает, – представь? То песенки сочинять, то караваны, значит, по весне нужно учиться водить. А с кем, когда урочиться, поздно уже, из мальцов вышел. А про то, как в лучники готовился, – так это даже Черенку вспоминать тошно. Сегодня просидел в общем зале, будто востопырка из пришлых, нахлебался дармовой браги и был таков через дверь. Вот оно, дело лежит. Бери, помогай, продолжай, твое оно, тебе перейдет со всем хозяйством… Но нет, не по нему наше ярмо. – Трактирщик делает несколько сердитых глотков.
Уоллас туго соображает. Похоже, хозяин жалуется на подросля Цалуню, который у Тохто навроде воспитанника. Его он видит не особенно часто, и вряд ли может сказать
