к лесу, Горин прогонял партизан из завоеванного поселка, который открывал путь до Орла.
Постепенно залпы начали умолкать, лишь изредка слышалось отдаленное «пав».
Споткнувшись о камень, под ноги Алексею упал убегающий парень. Прикрывая лицо рукой и лежа на спине, он пытался отползти подальше от направленного на него оружия.
Оскалившись, словно зверь, подполковник собирался уже выстрелить, но тут заметил, что паренек совсем еще молодой, лет пятнадцати. У него были чистые щеки, еще не тронутые щетиной, огромные распахнутые в ужасе голубые глаза и пухлые губы.
– Не надо… – жалостливо рыдал мальчишка, то и дело прикрывая лицо, дабы не видеть своей смерти.
Наверное, именно так и прикрыл свое лицо руками цесаревич Алексей перед смертью. Рефлекс защиты, который, увы, не помогает при встрече с дулом браунинга.
Широко раскрыв безумно горящие глаза, Горин не спускал с мальчишки взгляда. Немного отдышавшись, он устало опустил винтовку и побрел в сторону ликующих солдат.
Без артиллерии, патронов, с численностью, намного уступающей вражеской стороне, белая гвардия в который раз уже одержала победу, показывая противнику свой профессионализм воинов и свой героизм патриотов.
Оседлав чужого брошенного коня, Алексей возвращался в поселок. Его приветствовали улыбающиеся офицеры и солдаты. Непривычно звенел колокол на старой церкви: это Васютков, по-молодецки лихо приплясывая, оповещал округу о победе. Проезжая мимо, Алексей привычно перекрестился на купол и отдал честь Михаилу.
Слышались поздравления друг друга и рассказы о том, как они «этих гадов».
Только Горин не разделял общего ликования, он помнил о тех, кто остался лежать у леса, в поле. О тех, кто уже не споет под гитару и не закурит расслабленно папиросу. О тех, кто больше не увидит свою мать, не обнимет своих детей и не посмотрит в ласковые глаза красавицы-жены. И он все время помнил о цесаревиче. Последние его слова, сказанные Алексею, не выходили у Горина из головы: «Я не забуду нашей встречи и вас». Помнил ли тринадцатилетний мальчик о том разговоре в 1915 году? Конечно же, помнил. Возможно, устав от заключения в чужом доме, он ждал спасения именно от него, поручика Горина, который тоже обещал не забывать будущего императора.
Около штаба, прижимаясь друг к другу и изнывая от жары, стояли плененные красноармейцы. Алексей безразлично посмотрел и решил, что отправит их в Орел, пусть там решают, что с ними делать.
– Ваше высокоблагородие, – окликнул его подпоручик Андреев.
Алексей обернулся и увидел одного из солдат своей армии со связанными руками и виноватым лицом. Это был пожилой рядовой с усами до подбородка и кучковатыми бровями, огромный покрасневший нос сиял на солнце, а пухлые рыхлые губы мелко дрожали.
Горин не знал имени солдата, но часто слышал его удалые песни у костра.
– Как
