знаем друг друга, – лицо его сильно побледнело, то и дело сжимая и разжимая кулаки, он с сожалением смотрел на Зуева. – И мне очень жаль, что ты поддерживаешь тех, кто развалил армию и тем самым опозорил страну.
– Не развалил, – поднял указательный палец Феликс, – а узаконил порядки и установил равноправие.
– Армия – это подчинение, четкая иерархия, где приказы выполняются беспрекословно. Нет дисциплины – не будет и вооруженной силы, а будет огромный дискуссионный клуб. Как в итоге и получилось. И позор всем нам, что оставили безвиновными тех, кто трусливо бросил фронт и обесценил миллионы солдатских жизней, уже принесенных на алтарь победы. И я не понимаю, о каком рабстве ты ведешь речь. Крепостных у нас давно уже нет, воинская служба тоже дело добровольное.
– Выполнение чужой прихоти, убийства ради политической гонки. Ты не считаешь это невольничеством?
– Эту войну не мы затевали. Выполнение приказов, а не прихоти, как ты выразился, – это есть долг и обязанность любого солдата и офицера. Достаточно считать себя рабом, чтобы быть им.
– Надо уже мыслить серьезно, Алексей, – нежно прошептал Феликс, кладя руку на плечо Горину, – ведь ты сын России. Кухонные сплетни пора позабыть, не будь столь наивен, Леша.
Алексей раздраженно сбросил руку Феликса:
– Мне кажется, что мы говорим о разных вещах. И не надо мне напоминать о глупостях детства. Тем самым ты наносишь мне непростительные оскорбления. И, более того, своими намеками ты унижаешь честь моей матери! Ты раздражен? Объясни мне чем. Может, моим присутствием или же моим желанием служить в белогвардейской армии?
– Боже, Петр. Сделай же что-нибудь, – схватилась за щеки Александра и умоляюще посмотрела на своего возлюбленного.
– За те слова, что они говорят друг другу, я могу только расстрелять их в упор, – как всегда шутя, проговорил Петр. – Но боюсь, что это будет не самое приятное зрелище для вас. Я прошу вас, милая Аля, не примите за труд, поищите в библиотеке какой-нибудь легкий французский роман, чтобы я мог прочесть вам его.
Графиня испуганно подскочила и, благодарно взглянув на Петра, поспешила из комнаты.
Как только за девушкой прикрылась дверь, Петр тут же подскочил к стоявшим на своих местах мужчинам и встал между ними:
– Понятия не имею, о чем вы тут спорите, но, господа, вы не настолько пьяны, чтобы не осознавать, что сейчас рушится ваша многолетняя дружба. Более того, своим петушиным поведением вы мараете честь офицерского мундира. Затеяли спор в присутствии отставного генерала, в присутствии дам! Стыдно, господа. Мне сложно поверить в то, что ты, Феликс, сейчас все это говорил. Радовался революции? Ты забыл, во что превратила эта революция наши войска, наш тыл? Революции везде и всегда одинаковы. Начиная с лозунгов добра и справедливости, они быстро устанавливают виселицы и гильотины.
Феликсу
