как она мыла и смазывала корове вымя маслом, чтобы не трескалось. Нюра сама уже пахла коровой. Так пахла шерсть и пот животного, сладкий навозный запах. Я не сводила взгляда с гладких ног старушки, кожа настолько была выжжена солнцем, что волосы перестали расти. Кожа с крупными пятнами, темная даже зимой.
Нюра налила в миску молоко, и кошка, уже поджидавшая ее, начала мурлыкать.
Нюра спросила: буду ли я парное молоко, и когда я искривилась, изображая крайнюю степень недовольства, она ушла в дом вперевалочку, пыхтя, неся тяжеленное ведро.
Не проходило и дня, чтобы я не скучала по Питеру, по его дождливости и солнцу, по каналам и голубям. Боже, как же мне хотелось прогулять по набережной, особенно когда ты за тысячи километров от дома.
Нюра, которая только что подметала двор, опростоволосилась, глядя на меня.
– Ты точно умная, раз пишешь, – произнесла она с видимой гордостью.
– А ты разве не умеешь писать? – открылась мне и так понятная, но не подмечаемая мной ранее истина.
Боже, такими темпами и с такой сообразительностью мне никогда не найти Новикова.
– Немного умею. Я закончила два класса всего. Хорошо, хоть с этим повезло, после войны не до этого было.
И вновь перечитывая заметки уже позже, поражаюсь своей невнимательности и ограниченности. Ведь и правда, Нюра жила после войны. Она тридцать девятого года рождения, о чем неоднократно мне говорила, а я даже не спросила, каково ей жилось в то время, какая жизнь тогда была.
– Тебе, наверное, тоскливо здесь? – заботливо спросила Нюра. – В клубе иногда кино показывают. Сходила бы.
– Кино. Надо сходить. А где клуб находится?
– Рядом с больницей прям. Ты что же там не была еще?
– Не была.
Нюра снова взялась за метлу. Во дворе был сарай, где жили куры, днем они гуляли возле дома, а на ночь их закрывали здесь, чтобы никакое дикое животное не утащило.
– Тебе надо отправиться к Звереву, он может помочь, – пробурчала она.
– С чем? – не поняла я.
– С пропавшим человеком.
Нюра добавила, что Зверев всегда в курсе происходящего. И про этот случай точно знает, потому что однажды обмолвился о нем, когда покупал у нее кислушку.
– Я сразу почувствовала неладное, но у нас в деревне много необычного происходит, поэтому спрашивать тогда не стала. Только в церковь сходила на следующий день.
– А что странного происходит?
– А Иван разве тебе не рассказывал? Он лучше всех знает.
Про Ивана я с ней говорить не желала, поскольку боялась, что снова начнет про убийство отца болтать, а мне эта тема не то чтобы не нравилась, просто не хотелось верить, что все это правда. Симпатия к Ивану начинала мешать быть беспристрастной.
Завтра нужно навестить Зверева. Я должна его допросить.
Интересная
