фонтан. Две широкие лестницы, устеленные мягкими паласами – отполированный в тошноту камень перильных рельсов по стройным ножкам балясин – звали на второй этаж. Белые колонны, небесным галеоном парящая люстра, запах… Легкий запах сладковатой пряности. Чуть позже Лескову подумалось, что так, должно быть, когда-то пахнул и Рим… Что он забыл здесь?
…Евгений выполнил очередной заказ Александра. Лихорадил до взмокшего лба, зверинки в глазах и холодных подмышек. Последняя его работа – картина. Писал без малого пять дней, за это время поспал от силы часов десять, в бреду просыпаясь, хватаясь за виски, глотая остывший кипяток с бульонным кубиком. То резкими рывками неожиданно вкрапливая детали, то зажимаясь и напряженно водя кистью по холсту, то находясь под сенью, что дает отдохновение себяпожирающему организму – писал. Полотно осталось незавершенным, но Евгений выдохся, вложил себя в каждый мазок столько, сколько еще не давалось ему до сего дня. И тогда улегся прямо на полу под мольбертом и забылся долгим безгрешным сном…
– Здравствуй, Женя, – услышал он знакомый металлический голос.
Александр Эмильевич оглядел художника: скверно выбритый, бледный, дерганый и в замечательном сером костюме, специально и заблаговременно купленном для него в «Пассаже».
– Неважно выглядишь. Охреневший какой-то.
– Это ничего, – прохрипел Евгений.
– Ну пойдем, – Грек взял его за рукав. – Покажешь.
Они прошли в завешенную густым бордовым полумраком небольшую гостиную, с тремя кожаными креслами, натурально потрескивающим электрокамином, несколькими старинными ружьями на стенах и парой троек «охотничьих» миниатюр.
– Ты чего так волнуешься? – спросил Александр, глядя на дрожащие руки своего протеже.
– Нет, нет, это… Это вот картина, – художник поставил прямоугольник в кресло и аккуратно снял предохранительный чехол. – Вы первый, кто видит.
Бизнесмен без выражения взглянул на полотно и поджал верхнюю губу.
– Здесь плохое освещение, – засуетился Лесков.
Рядом с дверью, за портьерой, он обнаружил элегантно изогнутый рожок. Комнату достаточно ярко осветило.
– Да нет, я все вижу. Хорошо. Похоже.
Грек обернулся. Евгений был явно раздосадован: неужели ошибся, неужели работал впустую? Неправда! Просто этот – пижон, и не разбирается в живописи!..
– Все укучкуются минут через сорок. Я хочу тебя представить этой публике. Тебе же на пользу.
Художник кивнул.
– Не терплю толпу. Я подключусь. Потом.
– Ладно. Картину возьми с собой. Найдешь дорогу?
И, не удосужившись ответа, Александр покинул несчастного. Евгений диковато уставился на свое творение, только сейчас в полной мере осознавая предстоящую утрату. Обреченно вздохнул, взором угас. Вырубил свет, бережно укрыл картину, занял кресло в самом темном
