Мне кажется, это важно. То, что он нарисовал. Вдруг мы узнаем эту штуку и…
Она замолчала, ойкнув и зажмурившись, и начала сильно чесать ухо, будто туда забралась мошка. Гашек хотел уже предложить взглянуть самому, как вдруг Итка опустила руку и шепотом спросила:
– Слышишь?
Гашек в недоумении пожал плечами.
– Слышу что?
– Это они, – вздрогнув, ответила она. – Те двое, из Хаггеды. Не слышишь? Идут сюда…
Он, не понимая, о чем речь, выглянул из-за калитки. Улица просматривалась до конца: никого. Гашек собирался переспросить, что Итка имеет в виду, но вовремя взглянул налево, туда, откуда они приехали. Из-за угла показались две коренастых фигуры. Даже с такого расстояния Гашек мог поклясться, что у них на головах плоские шапки. Дорогу им перебежала брюхатая кошка.
Гашек схватил Итку за руку.
– Сейчас же в седло и за мной, к северным воротам.
Один из торговцев – если они в самом деле торговцы – крикнул что-то на змеином языке.
Уже сидя верхом и подгоняя Красавицу, Гашек обернулся и удостоверился, что побег из города – самое верное решение: у второго мужчины, который явно не намеревался вести диалог, в руках блеснул металл. Спрятаться в Бронте не получилось бы – людей с оружием, особенно из Хаггеды, здесь уважали больше закона. Оставалось Бронт покинуть. И беглецы направились к северным воротам, которые с окончания войны охранялись спустя рукава.
Гашек мысленно попросил Вечерницу взять такой галоп, чтобы Итка не отстала, не потерялась в путанице незнакомых улиц. Красавица будто обрела крылья – в ней никто и не сомневался. Нужно продержаться совсем немного: повернуть направо, не потеряв скорость, проскочить главную торговую площадь, чтобы им не успели перерезать путь, и прямо по Старорецкой выехать к воротам.
Гашеку послышались стук копыт и тихий, протяжный свист. Это свистела не Итка – она скакала рядом, корпус к корпусу, даже не подстегивая Вечерницу. Лошадь будто сама знала, куда им нужно.
На Старорецкой Гашек понял, что свист ему не почудился: оглянувшись, увидел преследующего их всадника. От того, как блеснула сбруя его коня в темноте, стало не по себе. До ворот – всего ничего; в свете фонаря Гашек издалека заметил, что они не закрыты на засов. Говорил же Свида – везет господским ублюдкам.
Выползший из сторожки сонный часовой смог только беспомощно созерцать, как Гашек, уже открыв ворота, пропускает Итку вперед и на ходу запрыгивает в седло. Преследователь нагнал его, но ему не удалось перехватить поводья Красавицы: кобыла рванулась с такой силой, что Гашек едва не упал, и незнакомец решил прекратить погоню. Он, слишком поджарый, чтобы оказаться одним из тех хаггедцев, ничего не кричал вслед, только продолжал насвистывать грустную мелодию.
Они скакали на север по широкому торговому тракту, пока лошади не захрапели. За ними никто не гнался, но они бежали – много дней, с самой Кирты, от всего, что с ними уже случилось и могло случиться. Гашек чувствовал, как
