начал читать «Описание города», стало скучно. Потом стало спокойно. На первых страницах романа думал, что не дочитаю. Без проблем, забыв о скуке, с вниманием к авторскому слову дошел до конца. Есть у даниловской прозы терапевтический эффект. Мир, предложенный здесь, существует вне классического сюжета, в котором любовь ведет за собой рождение, открывая ворота тысячам конфликтов и неминуемой смерти. Там, где активно жив человек, обязательно будут неврозы как знак несоответствия нашей мечты о бесконечном совершенстве размытым, вязким дорогам повседневности, по которым мы бредем к собственной конечности.
У Данилова мир застыл без любви и смерти. Читатель скучает, но и отдыхает, наблюдая за размеренным повествованием, соглашаясь со своей защищенностью от скандалов и катастроф, кризисных монологов и неожиданных утрат. Автор «Описания города» знакомит нас с особым настоящим временем, тщательно оберегаемым от посягательств памяти и мыслей о том, что наступит после. У Проханова настоящее – время войны, апокалиптическая вертикаль, соединяющая героическое прошедшее с точно таким же будущим. У Данилова человек изолирован и от прохановских битв, и от шумов массовой культуры. В даниловском настоящем живет новый Обломов – возможно, самый горизонтальный герой современной русской словесности.
Возле реализма
Часто слышны слова о том, что словесность наших дней – сплошной постмодернизм: за текстами Пелевина и Сорокина, Шарова и Липскерова совсем не видно произведений, посвященных современному человеку, который старается справиться с проблемами нового века. Не думаю, что идея тотального наступления постмодернизма в современной литературе верна. Многие книги, появившиеся в 2011 и в 2012 годах, по своей стратегии соответствуют большому пространству русского реалистического искусства. Это новые произведения Романа Сенчина, Сергея Шаргунова, Захара Прилепина, Андрея Аствацатурова, Эдуарда Лимонова, Михаила Гиголашвили, Андрея Рубанова, Дмитрия Черного, Александра Терехова.
Никакой фантастики, отражение основных изменений языковой нормы, тщательное воссоздание социальных контекстов, интерес к типичному сознанию, оказавшемуся в предсказуемых границах, построенных нашим сейчас. Русская литература, зная, где располагаются национальные вершины, стремится быть реализмом. Востребован он и как издательский проект. Сложнее вопрос о сущности и качестве подобного искусства, о его силе и способности поднять русскую словесность на новый уровень.
Популярность реализма подтверждает процесс поиска необходимого эпитета, призванного усилить те или иные грани классической эстетики. Юрий Мамлеев, стремясь спасти «вечную Россию» от провокаций ада, много лет разрабатывает концепцию «метафизического реализма». Более десяти лет назад объявил о начале своего пути «новый реализм», который активно развивался в прозе Шаргунова, Сенчина, Прилепина, теоретически оформлялся в манифестах и
