уж о провинции. Болтливая чернь (в этом Кантор уверен!), надувающая щеки в погоне за аристократическим имиджем, сливает воедино фашизм и советский коммунизм, указывая, что последний несравнимо страшнее. На новом витке истории она продолжает служить революционному хаосу: десятилетия назад бросила в топку евреев и русских, сейчас для похожего исторического хода понадобились русские и арабы. Кантора тошнит от вальяжных ничтожеств, облизывающих фасад нового мирового порядка.
В каждом из романов есть свой доминирующий признак – стиль, выстраивающий законы состоявшегося мира. В «Лавре» его уместно назвать житийностью, столь важной для средневекового сознания и связанного с ним религиозного пути. Не переставая быть романом, текст тяготеет к иконе: есть Бог и многочисленные искушения, необходима духовная борьба с участием тела и преодолением житейской логики, обязательно трудное движение в пространстве усиливающихся страданий, возможно спасение, ради которого рождается человек, да вот не каждый до него добирается.
Для реализации житийного замысла Е. Водолазкин обращается к соответствующему месту (Древняя Русь) и времени (XV–XVI века). Главный герой, меняя имена (Арсений, Устин, Амвросий, Лавр) и социальные роли (врач-травник, убитый горем муж и отец, победитель эпидемии, юродивый, духовный целитель, паломник в Иерусалим, монах, старец-схимник), остается борцом с чумой, которая не ограничивается медицинским диагнозом. Потеряв Устину, погибшую в родах вместе с сыном, Арсений бросает вызов смерти, превращая свою жизнь в действенную, героическую память, воскрешая ушедших в делах добра. Жизнь, ставшая служением, способна поспорить с приговором, который слышат умершие без покаяния, должна вытащить любимых из небытия.
В «Красном свете» доминирует историософичность, столь значимая для пострелигиозного сознания, утратившего ясность мира, где рай и ад существуют с телесной очевидностью. Не переставая быть романом, «Красный свет» тяготеет к объемному трактату. Он сообщает, что жизнь отдельного человека тонет в стремительных водах истории, сметающей семьи и политические партии, эпические идеологии и представляющие их народы. На первом плане основные задачи решает принцип типологии: сопоставляются Гитлер и наши либералы, эллинизм и современность, предательства Хрущева и предательства Горбачева, массовые убийства в оценке Гиммлера и акционизм новейшего искусства. Надо признать, что типологических сопоставлений слишком много.
Для реализации историософского замысла М. Кантор обращается к России и Европе, терзаемым социальными катаклизмами на протяжении всего XX столетия. Он наблюдает за тем, как революция, сея хаос и разложение в ходе битвы за равенство, оборачивается безжалостной войной, уничтожающей демократические платформы ради тяжкого созидания. Не так ли будет в наступившем веке?
На смену Ленину, Троцкому и другим вождям мировой революции приходят Сталин и Гитлер – заметные герои «Красного
