от пространства по ту сторону аналитических границ.
Характеризуя это пространство, Юнг использует две метафоры, точно отражающие его особую природу. О первой метафоре мы уже упоминали: это vas bene clausum – хорошо запечатанный сосуд, применявшийся для алхимической трансформации материи. В психоанализе и в неаналитической психотерапии широко используется его более общий синоним «контейнер», который предпочитается термину «аналитическая рамка»[17]. Эти термины подчеркивают заданность и постоянство аналитических границ, структурный аспект в анализе, что, как мы уже показали, есть лишь одна сторона описываемой реальности.
Вторая метафора Юнга восполняет этот недостаток. Это метафора теменоса, который обычно определяется как традиционное священное пространство вокруг храма. В греческом мировидении понятие «теменоса» имело и более широкий смысл: любое место, в котором живет божество, где находится и возобновляется архе (закономерно протекающие события, имеющие божественное происхождение). Таким местом, помимо храма и прилегающего к нему пространства, мог быть дом, источник, грот, гора и др. (Хюбнер, 1996). Границы такого пространства весьма условны и изменчивы, размеры неопределенны, в соответствии с меркуриальной природой присутствующей в нем целостности сознательно-бессознательной психики. Это табуированная область, где человек может встречаться с бессознательным (Jung, CW, v. 12, par. 63), место, где человек чувствует себя в безопасности, где одобряется и поддерживается любое проявление спонтанности (Якоби, 1996).
В ключевой главе «Психологии и алхимии», носящей название «Символизм мандалы», Юнг использует оба термина – сосуд и теменос, убедительно демонстрируя, что только в таком особом пространстве может возникнуть «imaginatio»[18]. Необходимость надежной защиты этого пространства от нежелательного смешения с тем, что находится за его пределами, обусловливается уязвимостью психики (как пациента, так и аналитика), открытой для бессознательной идентичности. Это требует уважения к бессознательному, поддержания символически аналитической установки, соблюдения конфиденциальности. С другой стороны, защиты требует и пространство по другую сторону аналитической границы, поскольку в анализе активны нуминозные силы, «демоны бессознательного», от которых следует предохранять внеаналитическую жизнь пациента и аналитика, их неподготовленное или регрессирующее в бессознательной идентичности эго-сознание.
Древнегреческие теменосы были маркированы гермами – четырехгранными стелами с головой Гермеса и эрегированным пенисом, выполнявшими пограничную функцию[19]. Маркируя пространства, гермы указывали психологические и моральные пределы, задавали гражданам экзистенциальные измерения (Стайн, 2009). Аналитическое пространство – психотерапевтический теменос – должно быть ясно маркировано. Формальная структура контейнера – сеттинг – выполняет роль такого маркирования, что начинает осознается чаще всего лишь
Термин «контейнер» введен в кляйнианской концепции проективной идентификации, согласно которой аналитик (как и мать по отношению к ребенку) вмещает в себя (контейнирует) непереносимые переживания пациента. Внутри контейнера эти переживания прорабатываются, понимаются аналитиком, а затем пациент интроецирует понятые переживания, строя и укрепляя таким образом свою психическую структуру (см.: Bion, 1962, 1967). В современной психоаналитической литературе термин «контейнер» используется чаще в более широком смысле, включая не только интрапсихическое пространство аналитика, но и интерсубъективное пространство аналитической диады. В этой работе он используется в более широком смысле, заданном самими кляйнианцами (Ср.: «Само общество может функционировать как эмоциональный контейнер того или иного типа, более или менее защитного свойства» (Хиншелвуд, 2007, с. 335–336)).
«
«Стела Гермеса имеет здесь больше пограничную, отгораживающую функцию, это порог, через который переходят из одной нуминозной силовой сферы в другую. С этим были связаны определенные культовые предписания. Так, в храм нельзя было входить без совершения определенных очистительных обрядов. Это имело всеобъемлющую силу одинаково как при входе в священные места, так и при выходе из них. Поэтому пространственный порог окружает, как заметил Э. Кассирер, „религиозное прачувство“» (Хюбнер, 1996, с. 146).
