земли, порхала обособленно от разочарования к разочарованию.
– Да, да, помню, – перехватывала Ника, – при том, что росла Кира в обычной советской семье.
Отец – инженер, всю жизнь посвятил родному НИИ, со скрипом продвинулся по профсоюзной лестнице до средних руководящих высот. Дочерью никогда не занимался, пропадал то на работе, то в гараже, то вовсе у любовниц.
Однажды крах государственного масштаба совпал с крахом семейным. Тремя месяцами ранее продавщица «Березки» из соседнего подъезда пригласила инженера переехать к себе. Инженер не отказал. Развод был сложным, с делением жилплощади, побоями и нецензурной бранью. Квартиру, недавно выделенную НИИ по очереди длиною в жизнь, стараниями продавщицы разделили на две однушки. У Киры с мамой c тех пор началась совсем другая, нелегкая, но свободная жизнь. Вскоре инженер умер от цирроза печени. Его однушка досталась детям продавщицы, а патенты на его изобретения сожгли в печке, вместе с его книгами.
– А мама… – Ника перевела взгляд с экрана на поток фар за окном.
– Мама Киры была учителем французского по призванию, – уловив ее замешательство, предположил Савелий и добавил с улыбкой:
– И массовиком-затейником по совместительству. Она была порядочной, добродушной, инициативной, не приспособленной к быту любительницей любовных романов. Кира с детства слышала французскую речь, посещала всевозможные музеи и концерты, особенно трепетно относилась к французскому искусству, но в доме всегда был бардак с горой немытой посуды, поскольку мать была занята тетрадями, школьными мероприятиями или очередным незамысловатым содержанием в мягкой обложке.
Кира почти не помнила детства, не знала, что такое настоящая семья. Память хранила лишь горстку осколков. Среди них была светлая поездка в Прибалтику со вкусом вареников с вишней и переспелой, не смывающейся с одежды и ладоней шелковицы, с ароматом манящего моря из окна машины, с эхом органного концерта Баха, с радостью улыбок маминых подруг. Иногда вспоминалось возвращение с салюта на руках у дедушки, мама рядом с бабушкой немного позади, все веселые и уставшие. Еще, пожалуй, картинки из детского сада (Женя рыженький) и первого класса (Рома маленький), первая учительница (добрая и теплая Марина Викторовна). И что там еще?
Воображение обратилось к сетевому поиску и нарисовало сцены в оттенках грозового небосвода:
– Помнишь удар головой об угол шкафа (инженер не удержал)? А как Кира на бегу вспорола запястье о торчащий из забора прут, спасаясь от дворовой собаки? Помнишь жуткую сцену избиения матери тем же неудержавшимся нетрезвым инженером? Отчаянную неудачную попытку защитить и защититься?
– Такое не забывается, – хмурясь, подтвердил Савелий, – Кира ведь уже тогда умела идти до конца. Но подожди. Ты забыла всё же про маленькие радости. Чуть раньше. Первая школа. На руках у десятиклассника очаровашка с огромным бантом и тяжелым колоколом в руках.
