я, пожалуй, соглашусь. Киру не волновали ни Советы, ни перемены. Она всегда росла вдали от центральных аллей и цветников, ближе к горным вершинам, за которыми легко было укрыться от дикости себе неподобных. Но даже это не всегда спасало.
Помнишь? Как-то раз классе в седьмом назойливые мальчишки увязались за ней от самой школы. Сначала шли поодаль, потом нагнали, окружили, начали вырывать пакет со сменкой. Кира шипела и фыркала на горе-кавалеров, отбивая несчастный пакет из их заботливых рук. Надо было позволить себе снизойти, но куда там. И эта столь малая гордость обернулась знатной затрещиной. Пакет в ходе борьбы порвался, да так, что кисти девушки вдребезги врезались в проходящий мимо столб. Первые шрамы свободного выбора смуглая тонкая кожа хранила долго.
Затем последовала еще одна затрещина: незаслуженная двойка по математике. Совершенно ни за что! Учитель, от которого у нее дрожали колени, так оценила отказ прилежной ученицы говорить громко у доски. Слезы. Отвращение к уравнительным мероприятиям любого характера.
Вскоре отгремела зычно воспетая Цоем и Летовым перестройка. Школа превратилась в лицей, а пионеры – в вольную субкультурную массу. Памятные надписи на алых галстуках, привезенных из бывших оздоровительных лагерей, были погребены в советских чемоданах на дачных чердаках. Десятки смен и отрядов слоились в ворохе черно-белых и цветных групповых фото, на которых с легкостью узнавалось лицо с фирменными ямочками. Сотни линеек и тысячи глаз. И ни одного Германа.
Воспоминания о детстве и юности были болезненно-отрывистыми: развод родителей, переезд, чужой двор, чужая школа с углубленным изучением чужого не французского, а почему-то английского языка. Эта мамина авантюра с поступлением в языковую школу походила на экстренный прыжок с парашютом с покрывающейся лавой скалы. Лавой и парашютом одновременно была мама. Она подбадривала дочь, хвалила ее, нанимала репетиторов, всячески сама помогала осваивать азы второго иностранного языка, но о том, чтобы бросать свою затею и переводить дочь в обычную школу по соседству с домом, и речи быть не могло.
– Ты быстро втянешься, всё получится, вот увидишь, – говорила София Михайловна после первых, по понятным причинам неудовлетворительных оценок за грамматические тесты. – Ирина Викторовна и Неллли Дмитриевна понимают, что ты пока не можешь написать тест больше чем на три, но обещают, что уже к марту ситуация изменится и начнутся пятерки, к которым ты так привыкла. Потерпи, пожалуйста.
Ника поморщилась и подытожила:
– Кира, конечно, потерпела, потерпела и еще раз потерпела. Она вообще была чемпионом терпения к своим пятнадцати годам. И она, конечно, справилась и повесила первый тест с пятеркой над столом на почетное место рядом с «Царевной Лебедь».
Обстановка со сверстниками во дворе имела куда более сложную траекторию. Никаких тебе парашютов и поблажек она не предполагала. Особым маршрутом лег на Кирину тонкую душевную организацию роскошный опыт бойкота со стороны
