кисли, ныли как зубы
(волки теряли наши следы)
Забинтовали небо как голову – в госпиталях пахло
счастьем, будущим
и кости обрастали новой плотью
Пришли новые дни
Ночь. Чешуя усыпавшая крыши, кромки волн.
Забили насмерть этого зверя
Терновая тишина…
Терновая тишина скал.
Море, обретшее бессмертие…
Кузнечики пряли тишину и ветер, или зной,
шевелился в соломе, в мыслях
Кипарисы реяли синевой, памятью —
чувства болеют оспой, свежей известкой домов.
Шаманы сбились, считая время.
Туман прикарманил солнце как сырую
жемчужину, и твои глаза обдавшие счастьем!
Перешептывались птицы с часами.
Часами тянулось это нашествие
Ты был одинок как позор…
Сошедший с безумного поезда:
вот и все, капитан. Желтый, жестяный дым. Голос
матери. Покинутый город среди бессмертия.
Верблюды, отразившиеся в зеркале,
словно во сне: их глаза
излучали Плеяды
День пахнет Вселенной…
Треск сгорающих мошек или разрываемой марли.
Творимый сигаретами зной. Танец тростника на
закате…
Памятники грезящие городом. Летняя игра:
воробьиное «смейся!» вслед каблукам. Пытался
вспомнить вкус вселенной ставшей яблоком…
муравьи о чем-то шептали, мучительно шевелясь
в ночных скалах. Ты дышала моими снами.
Развешивала молнии на ветвях.
Был запахом змей, скользкой рукой
случая
Ветер и зной – антихрист полей.
Летучая мышь трепетала бессонницей:
дерево расцветало в зеркале, вглядываясь
в рассвет. И четыре танка вечности.
Ты приходила к моим окнам, но была зарею.
Серебро таяло на губах… твой мальчик полный
имен:
Ветер шлифующий зеркала.
Взгляд лишен звезд, запахов жженых зерен.
Пастух был сладкой болью замеревшей в поле.
Дни высились, посетив нас. Вечен город,
присвоивший Твое имя.
Великое безмолвие Озер.
Ответь мне степь одеялом – сухим языком молчания
Листопадом. Ливнем. Глубокими голосами старух.
Ночной каучук и тьма – королева мыслей.
Мертвая змея языка: деревья беременны
бессмертием
Полумиллионная тишина…
Синева
Синева
Цикады продолжающие
