обижается Васька и разворачивается ко мне. – Я тебе, Вер, сама расскажу. В общем, она у нас выпивоха жуткая, день-деньской мечтает…
– Закрой рот, сучка!
– Да тише, Тонь, ты ж рассказывать не хотела, так дай хоть мне. День-деньской мечтает о водочке или самогонке. Столько раз уж у немцев выпрашивала, а они ее слали куда подальше. Будут еще они расщедрятся, как же… Как говорится, есть, но не дадим. И позавчера, представляешь, ее…
Тоня вдруг ударяет по столу. Я вздрагиваю, а Васька и внимания не обращает:
– Ее Мыло вдруг к себе позвал. Вечером, когда все разошлись, он с чего-то вдруг взял – и позвал. А на следующий день у нее винцо появилося! Да не абы какое, а Берлинское. Так я и спрашиваю, Тонь! Каково было на винцо зарабатывать? Интересно?
Я закашливаюсь.
Странно. Подумаешь, заработала Тоня себе на алкоголь, это ее дело. А Васька-то зачем вмешивается?
– Я ему краску от шкафа отскабливала! – вдруг с визгом срывается Тоня. – Когда пол красила, случайно шкаф запачкала, а он меня скоблить заставил! И вино я у него со стола стащила!
– Стащила? Надо же, какая храбрая… А чего он тебя за воровство еще плеткой не исхлестал? Или планирует это сделать вечером?
– Он пьян был! Наверное, пропажи и не заметил, вот я и свистнула!
Я недоверчиво кошусь на Тоню. Эта серая лохматая фигура мало походила на ту, что разжигает в мужчинах интерес. Может, у меня ограниченные вкусы? Может, я чего-то не понимаю? В любом случае, Васька очень спешит с выводами.
Я поджимаю губы и опускаю взгляд в тарелку. Даже на зеленый сгусток смотреть приятнее, чем слушать предположения Васьки.
Дверь в столовую хлопает.
– Знаешь, я тебе говорила уже, что ты можешь мне во всем признаться. Я бы тебя, конечно, поддержала. Но ты признаваться не хочешь. Как говорится…
Тоня вдруг хватает ложку и швыряет в Ваську. Часть зеленого сгустка оказывается на стене, а ложка с тихим звоном падает на пол.
Прямо под ноги только что вошедшему в столовую коменданту, забрызгав кашей его начищенные сапоги.
Глава 6
Мгновенно в столовой возникает напряженная тишина. Только из окон чуть слышны немецкие крики и звуки рассекающих дерево топоров.
Я задерживаю дыхание и до побелевших костяшек сжимаю собственные ладони.
Комендант стоит.
Смотрит сначала на упавшую ложку. На запачканные кашей сапоги. Окидывает взглядом столовую. Медленно стаскивает с ладоней кожаные перчатки, складывает их и засовывает в карман кителя.
Первой подает голос откуда ни возьмись появившаяся Марлин. Прижимает ладони к пылающим щекам и охает:
– О, господи… Ради бога, простите меня, оберштурмбаннфюрер!
Комендант переводит взгляд на нее. Прищуривается.
Я готова забраться под стол, чтобы не видеть ничего из того, что может произойти прямо сейчас. До кисловатого привкуса сдавливаю зубами губы и пытаюсь не задохнуться. Голова кружится,
