Первый, дымящий черепаховой трубкой, был высокого роста, с шелушащейся угреватой кожей. Второй – толстый, в тельняшке, с мощной шевелюрой, похожей на лимб у циркуля. Третий – худой, как скелет, с высокими залысинами и с газовым ключом под мышкой.
Они выключили верхний свет и зажгли какой-то напольный фонарь. Разложили на полу самогон, хлеб и овощи.
Оценив ситуацию, я уже хотел вылезти из-под телогреек, но упустил время, а потом было уже стыдно и странно. Я порядком устал за день, и было лень объяснять подвыпившим людям, как я здесь оказался.
Толстого в тельняшке звали Тюлень, он долго вытирал испачканные мазутом руки куском ветоши.
Владельца черепаховой трубки звали Фил, он постоянно усмехался, обнажив искрошенные зубы.
Скелетообразного они называли Люэс, он мне показался самым безобидным.
Пили они неторопливо и немногословно, как люди, наговорившиеся за долгие годы. Пьяные речи их были однообразными и скучными и сводились к вспоминанию разнообразных несчастных случаев на производстве. Впрочем, возможно, эти истории мне показались бы и забавными, если бы я мог вышелушить их юмористическое зерно из мата и непонятного мне технического жаргона.
Я боялся, что если усну, то выдам себя храпом или шевелением. Но в конце концов задремал.
Мне снилось, что я в летнем кафе со своей подругой. Она улыбалась. Такая улыбка играет на губах продавщицы, когда она вывешивает табличку «Обед». Но я любовался темно-алым пламенем ее губ и мысленно целовал их. Потом я пытался схватить ее за запястья. Но Инга начала размываться в воздухе. Гневный фантом растаял.
Раздался звук, похожий на хлопанье дверцы холодильника. И я почувствовал, что нахожусь уже в другом сне.
Теперь я сидел на широкой оттоманке в комнате без потолка. Над головой раскинулось звездное небо. В комнате был столик – вернее, откидная доска на шарнирах, как в вагонном купе. На полированной доске стояли белая шахматная пешка и рюмка с капелькой мутной влаги на дне. Откуда-то из-за спины на пористый кирпич с бурыми вкраплениями падал бездомный лунный свет.
Мне показалось, что я уловил черный взгляд из ванны космоса.
«Есть ли жизнь на Земле?» – вопрошал черный взгляд, и я мысленно послал ему в ответ свой надрывный вопль: «Нет!»
Раздался звук, неприятный, как скрежет трамвая. На столике трещал будильник, похожий на пол-апельсина. «Разве я не выкинул его в седьмом классе?» – подумал я и протянул руку.
Покатилось жестяное ведро.
Я проснулся. В раздевалке было пусто.
Я взлетел по лестнице и нырнул в сиротливо болтающуюся дверь. Здесь пахло древесным углем и сажей. Только через пару минут я понял, куда попал. Это был сгоревший актовый зал или, как их некогда называли, красный уголок. Обугленная трибуна, груда переломанного шанцевого инструмента, лохматая дерюга…
Еще пара дверей – и я наконец вдохнул бодрящий, как крепкая
