меланхолически:
– Да нет. Это не идиотизм. Это инерция. Все говорят, я говорю.
– Ужасно, – сказал Алексей.
– А впрочем, конечно, глупость. Что делать? С годами глупеешь.
– Ужасно, – повторил Алексей.
Слегка раскачиваясь, морщась, как от зубной боли, он говорил:
– Опостылели звуки улицы, этот ваш городской фольклор. Надоели словечки на два сезона. Просто чудо, когда они тянут пять лет.
– Как-то все же они раскрашивают эти пять лет, – примирительно сказал Владимир.
– На-до-ело, – мотал головой Алексей. – Зыбко, непрочно, нестабильно. Стабильности хочется.
– Понимаю, понимаю, но мне пора, – сказал Владимир. – Истек целебный обеденный перерыв. Отправлюсь-ка я в свою контору.
– С богом, – напутствовал Алексей. – Все, что мог, ты уже совершил.
– Да, я ухожу с чувством вины, – признался Владимир. – Спугнул женщину.
– Надеюсь, ты выспался, – сказал Алексей.
– Бедная Алиса, – произнес Владимир печально, – Бедная, разочарованная Алиса. Теперь она меня возненавидит.
– Спи спокойно, – Алексей! махнул рукой. – Ненависть – это страсть. Чувство мощное и ей недоступное. По-моему, она сейчас к кому-то ринулась.
– К кому еще? – удивился Владимир.
– К кому-то, у кого никто не дрыхнет в кухне.
– Это навет, Алеша, навет. Ты бесчестишь женщину.
– Ничего подобного, – сказал Алексей. – Просто она терпеть не может менять свои планы. И каково ей было выкроить два свободных часа?
– А хоть бы и так, – сказал Владимир рассудительно. – Ты не должен ее судить. Все это заложено не в ней, а вовне. Ты понимаешь? Таков процесс. Пришло освобождение от понятия греха.
– Возможно, – согласился Алексей. – Но оно лишило грехопадение радости.
– Говорю же тебе, таков процесс, – повторил Владимир. – И в основе – весьма демократический. Шансы уравниваются, Алеша. Тайные донжуаны вроде тебя постепенно теряют привилегированное положение.
– Какой я донжуан? – Алексей махнул рукой. – Донжуан заслуживает всяческого уважения. Он прежде всего великий труженик. Всегда – в форме, всегда – неутомим. А я?..
– А ты распустил вожжи, – Владимир торжественно поднял перст. – Вспомни, каким ты был в институте? Ты ведь был адски популярен. Предмет толков. Твоей дружбы искали. В сущности, первый человек.
– Любите вы иерархию, бедные люди, – посочувствовал Алексей.
– Да, мы ее любим, – подтвердил Владимир. – Мы такие. Но факт тем не менее остается фактом. Перед нами был прирожденный лидер, как теперь говорят. И кем же он стал? Присяжным поверенным, как говорили когда-то. Член коллегии защитников на нынешний лад. Адвокатствуешь потихоньку. Пишешь слезницы и просишь о снисхождении. Но ведь снисхождения, Алеша, нет. Пустое это дело – просить о снисхождении. Не знаю, как твоим подзащитным, а тебе его не видать.
– Вам бы всем пора успокоиться, – сказал Алексей. – Я не стану руководящим лицом,
– И
