отвечает Барак. – Говорят же: как корабль назовешь, так он и поплывет.
– Мало ли что говорят! – пытаюсь спорить я. – Еще говорят, что везет только дуракам.
– Да ты что? Разве Нурсултан – дурацкое имя?
– Нет, – пожимаю я плечами, – не дурацкое. Обыкновенное.
– Это для вас – обыкновенное. А для нас… Ну сам представь: немец, и вдруг на тебе – Нурсултан. Прикольно же.
– Ну… не знаю. Как минимум – неожиданно. А почему бы его не назвать там Ганс или, к примеру, Адольф?
– Да ну! Это ж банально, – отвечает. – Неинтересно. Тем более я слышал, тут всех мальчиков, рожденных в июле, так называют. А она как раз сейчас на последнем месяце.
А что же Олланд? – спрашиваю тогда я.
– Что – Олланд?
– Ну этот ваш – Франсуа. Он не думает сюда ехать?
– Нет, – отвечает. – Он же голубой. А я слышал, здесь не любят геев.
– Это точно. Геев здесь не очень того…
– Между нами говоря, – наклоняется к моему уху Барак, – я их тоже недолюбливаю.
– Да ладно, – недоверчиво кошусь я на него. – Вы же сами вроде подписывали указ о разрешении однополых браков.
– Да это все конгрессмены из Алабамы, – морщится Барак. – Это они продавили, козлы. У нас там нынче восемьдесят процентов конгресса – пидарасы.
– Что вы говорите?!
Я тебе отвечаю, говорит Барак. Нан урсын чтоб я сдох!
– А этот?
– Кто?
– Ну этот… Он вроде тоже один из ваших. Шустрый такой. Китаец. У него еще жена молодая. Поет. Имя забыл.
– Цзиньпин, что ли?
– Ну, наверное. Я их все время путаю.
– Да я их сам путаю, – говорит Барак. – Они ж все одинаковые. Как с конвейера.
– Согласен.
– Да ему-то зачем? – говорит Барак. – Они же никуда не торопятся.
К тому же живут с вами через забор. Вон уже многие перелезли. Вскоре и остальные попрутся. Глядишь, еще лет пять – и все здесь будут. Оно к тому и идет.
– И все-таки я не совсем понимаю, – настаиваю я, – с какой стати вы вдруг все сюда рванули?
Тут Барак перестает чеканить мяч. Садится рядом на травку и задумчиво так говорит:
– Понимаешь, брат. Если честно, хочется просто проверить себя. Причем проверить на экстриме. Задать себе вопрос так жестко, в лобешник что называется, наотмашь: «А смогу ли я?!»
– Что – «смогу»?
– Начать все с нуля.
– Как это?
– А вот так – с голой жопой в голом поле. Посреди выжженной степи. И чтобы никаких перспектив. Жестяная жесть. Трубейная труба. Скажи же! По кругу враги и предатели. Рвачи и казнокрады. Куда ни глянь – всюду полный пипец. Вор на воре. Фуфло на фуфле. Бардак. Все продано. Все куплено. Страны, по сути, нет. Вместо нее какое-то невразумительное пятно на карте. Жизнь – вранье. Душно и противно. Воняет. Дышать нечем. И позор на весь мир. А ты сидишь – посреди этого позора – и делаешь вид, что все нормалек.
