style="font-size:15px;"> Зал утонул в овациях. Захлопали, затопали, засвистели. Публика-то уже была разогрета всеми этими сладкоголосыми мальчиками и жгучими грузинами.
Мы ступили на сцену и рассредоточились. Занавес еще не поднимали. Я сел за ударную установку и одеревенел.
На этой установке было столько примочек, каких я в жизни не видел! .. Я-то привык к своим родным двум барабанам и несчастной тарелке. А тут барабаны высились надо мной, как расстрельная бригада, и тарелок понавешено было по кругу – не сосчитать. И для чего их столько – непонятно.
Пацаны воткнули штекера. Приладили микрофоны. И занавес стал медленно раздвигаться.
Со стороны мы выглядели, надо полагать, эпохально.
Первым стоял Ромео. Волосы его ниспадали волнами на самые плечи. Чуть левее от него держался Нуртай. На его ослепительной лысине играли прожектора. Затем уже я. Меня, слава богу, не было видно за кучей барабанов. Ну и Суслик жался в углу. Он, идиот, не успел подтянуть ремень своей гитары, и она свисала почти до колен. Так он и стоял, подавшись вперед, как орангутанг на табурете.
Публика заулюлюкала.
Мы начали со своего неизменного вальса. И как только Ромео взял аккорд, мы поняли, что это… конец. Капут. Провал. Причем не просто провал, а самый что ни на есть провальный провал.
Оказалось, гитары, которые мы одолжили у выглаженных ребят, настроены на три тона выше. А мы, придурки, не удосужились их даже проверить. В общей суматохе нам это просто не пришло в голову. И теперь за всю эту красоту приходилось платить. И первым платил Ромео. Платил он, надо признаться, дорого. С первых же строк он запищал неестественно высоким, каким-то совершенно мультяшным голосом:
– «Когда уйдем со школьного двора…»
Это было похоже на пропасть, в которую ты несешься на полном ходу с отказавшими тормозами. И ничего поделать уже нельзя. И летит твоя жизнь перед глазами пестрыми картинками, да еще и тормашками вверх…
Оставалось только зажмуриться.
А на нас неумолимо накатывал третий куплет. Его надо брать на тон выше.
– «Пройди по тихим школьным этажам…»
Я молча ушел в себя и застегнулся там на все пуговицы. Типа меня здесь нет, я в домике.
А Ромео, бедный, надрывался. За всех за нас. Ему было несладко. Я видел, как моментально взмокла на спине его рубашка и натянулись, вот-вот готовые лопнуть, жилы на шее.
Доставалось и пацанам. Они должны были местами вставляться -и они надсадно подпевали. Правда, опять же какими-то чужими, кошачьими голосами.
Что касается публики…
Ну…
Если честно, реакция была неоднозначной. С одной стороны, как бы единодушно. С другой…
Короче, они ржали, козлы. Они, можно сказать, угорали по-черному. Некоторые ползали под креслами и катались там. В общем, стоял дикий хохот.
Мы стоически дотянули милую песенку до конца и, когда занавес закрылся, побросали
