себе, но кто его знает, что там у этого пройдохи на уме. Перед мысленным взором посла неслись отвратительные картины войны: он как-то раз из куражу съездил на поле брани, насмотрелся – и с тех пор надеялся, что больше там не окажется. А еще в воображении посла вяло текли награды, которыми скупой Казимир одарил бы главу посольства за правдивые новости: какое-нибудь хвалебное прозвище да несколько золотых. Знак равенства между этими картинами никак не вырисовывался. Была у Ягайлы и другая причина не желать войны: сын его уже вошел в возраст и по всем правилам должен был бы отправиться рисковать жизнью, чего Ягайла по-отцовски хотел бы избежать.
Борис говорит дело, решил Ягайла. Губить народ, чтобы Казимир плотнее покушал, – распоследнее свинство.
Посол решил в полной мере отплатить доброму человеку:
– Спасибо, Борис! Спроси у любого в Полыни, хочет ли он воевать, только если не спьяну, каждый ответит, что за господские интересы умирать неохота. Даже Казимиру война не нужна. Его подбивают на брань магнаты, в особенности воеводы Шкловский и Бурковский. Они хотят разжиться поместьями на Смолянской земле и на Старгородчине. Старгород – это порт, это торговля, выгоды очевидные. И поэтому помимо меня и посольства, так сказать, явного, Казимир отправил к вам посольство тайное: в Глухов, к Алексею. О чем там будут говорить, не знаю, но догадаться несложно.
Выдав государственную тайну, Ягайла вытер лоб: как будто тяжелое дело сделал. Посол отложил шубу на стол, чтоб не так жарко было, и начал быстро повторять и взвешивать в голове каждое сказанное слово. Что же такое сейчас он сделал? Спас тысячи жизней или сгубил одну-единственную? Или никого не сгубил? Или, наоборот, никого не спас? Никакого риска для Полыни он в этом не видел, сейчас разоренная Гардарики опасности не представляет, а коли поможет Царица и гардары сцепятся между собой, то и подавно. Воевать Борису не с руки. Война – это деньги, а денег мало, Василий опустошил казну. Трясти с бедняков налоги – подписать себе смертный приговор. Люди Алексея, если они не совсем скудоумные, взбаламутят народ и скинут дурака-царя и этого плутня-наместника. Нам, то есть мне, война тоже без надобности. Про Альбину он, конечно, брешет, что ей этот медвежий угол? Нам бы из-за ситуации в Нордланде лучше северную границу свою укрепить, а Шкловский и Бурковский без гардарских земель не обеднеют. Вроде бы все к лучшему. Подождем, а там посмотрим.
Борис принял весть о тайном посольстве к сопернику с завидной выдержкой. Может быть, уже узнал от каких-нибудь своих дознатчиков? Да и кто-то из полынян мог такие вести с удовольствием продать: такое не раз случалось и непременно случится еще.
Царский шурин улыбнулся, сквозь бороду поскреб подбородок и подмигнул послу.
– Спасибо, брат, – сказал Борис. – Ценю твою откровенность. Век не забуду. Будет плохо в Полыни, приезжай к нам, подыщем тебе место.
«Вот оно как, – подумал Ягайла, кивая с благодарностью. – Пожалуй,
