не портивший царского воеводу боярина Алексея Даниловича Басманова, скорее наоборот. Во всём облике и в каждом движении – уверенном, спокойном, ладном, чувствовались основательность, надёжность. Аккуратная густая борода насчитывала немереное количество седых волос, но хорош был собой Алексей Данилович во всех смыслах.
Быстрее всех спустился наземь, оправил чермный11 праздничный терлик, что-то крикнул спутнику своему. Тот сразу рассмеялся то ли шутке, то ли меткому замечанию Басманова. При взгляде на этого молодца ощущение спокойствия и надёжности беспричинно таяло.
На вид Афанасию Вяземскому, близкому другу Басмановых не стукнуло и тридцати. Придавала солидности кудрявая бородка, вида щегольского, но глаза беспокойно-развесёлые выдавали веселый, беспокойный нрав. Солидность подобная – пыль и морок. Афанасий часто щурился при разговоре, смотрел въедливо и пристально, словно в самую душу забраться хотел. Зато свою душеньку от собеседника до поры до времени предпочитал скрывать, покуда не убедится в расположении. Человек опытный, жизнь проживший, легко узнавал в нём того, кто пошутить может с перехлёстом, без удержу, жёнку у соседа увесть, чарку до дна осушить и в кулачном бою победить. Если захочется – честно. А если честно не захочется, тогда… Красавец – по женскому разумению. «Царедворец лукавый» – говорили про Афоньку – первого ныне советника государя мужики. Своего – ничего не упустит. Ни деньжат звонких, ни баб, ни выгоды.
В третьем юноша узнал младшего стремянного своего – Никитку. Тот спрыгнул с коня вслед за Басмановым и пока на него никто не смотрит, выразительно попытался что-то молодому барину указать.
Воевода, не обращая внимания на болтовню Вяземского, который затараторил, не перекрестившись перед Святыми воротами, окликнул юношу:
– Фёдор! А ну, поди-ка сюда.
Тон обещал разговор неприятный, но сын радостно улыбнулся, прищурившись от солнечного луча, сам почти растворился в золотых крупинках, всем своим благостным видом показывая сыновью почтительность.
– С праздником, батюшка.
Ухватив Вараша, потянул за собой, тут же преградил дорогу запоздавшим горожанам. Отец семейства выругался, женская половина оживилась, из-под платов взгляды бросая. Залюбовались случайные ротозейки. Чудо как хорош был сын сурового воеводы.
Невысокий, но стройный и гибкий, словно прут серебристой ветлы. Не ступал – едва ли ногами земли касаясь. Пояс дорадовый, охватывающий стройную талию, вспыхивал на солнце. Осанка такая, что девицы, спину гнувшие над пяльцами и те позавидуют. Ежели и походил он на отца, крепкого, плечистого и приземистого, то не обликом. Русые волосы, мягко спускались на ворот. За минувшее лето выгорели вихры и посветлели ещё сильнее, выдавая всадника, много времени проводящего в седле. Из прохладных теремов юноша и впрямь убегал при каждом возможном случае.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст
Чермный – тёмно-багровый (здесь)
