работа в этот раз не спорилась, да и стоило ли стараться?
– Потащили – Григорий Лукьянович ухватил перемотанное тело в районе ног, Меркуша – верхнюю часть туловища.
Спиридон, прихрамывая, побрел за ними по берегу, пытаясь давать дельные советы.
– Без тебя обойдемся – обозлился Григорий.
У самой воды все разулись, поскидывали обувь на песок. Босыми побрели к лодке, нос которой услужливо показался из-за камышей.
Пару раз покойник вырывался из рук, падал в тёмную водицу. Григорий, отвыкший за короткий срок от грязной работёнки, на все лады костерил помощников. Помощники мысленно костерили Григория, а вслух лишь бормотали молитвы, глотая и путая знакомые слова.
Как погрузили тело в лодку, Григорий повторил:
– Я туда не полезу. Хватит с меня. За что я вам оглоедам плачу?
– Дык…За крестик обещали – вкрадчиво напомнил Спиридон – Возместить.
– За крестик – передразнил Григорий – За робь7 я вам плачу, дурень, а не за крестик.
– Справлюсь – Меркуша забрался в лодку.
Спиридон вздохнул. Судя по выражению его лица, он мысленно уже попрощался с молодым помощником.
От огня Меркуша отказался. Хвастливо сообщил подельникам, что «видит в темноте, как зверь ночной», да и собирался управиться до темноты.
Подождав, пока молодчик усядется за вёсла, Григорий подтолкнул лодку. Качнувшись несколько раз, она легко заскользила.
Начинало потихоньку темнеть, но Меркуша стремился отплыть подальше. Знал, что пока темнота не густая, прозрачно-северная, смотрят на него с берега, следят за каждым движением. И только когда пришло понимание, что стал он для спутников всего лишь расплывчатым пятном, запыхавшийся гребец остановился.
Несколько минут сидел молча и неподвижно, оставив весла и обхватив собственное замёрзшее тело худыми руками. Затем выудил из – под одежды нож. Разрезав опять веревку, зажмурился, сунул руку под мешковину.
– Прости ты меня, Господи, не для себя…Не для себя…Ну?
Щупал наугад, но недолго. Вытащил тот самый энколпий, который лишь по случайности не соскользнул и не затерялся. Едва ухватил, зажмурился. Качаясь вместе с лодкой, несколько секунд не решался открыть глаза, затем потянул на себя. Вытащил испачканный кровью мощевик, сам весь измазался.
Молитва не давалась, даже звук собственного голоса пугал. Наконец Меркуша открыл глаза. Крест заблестел. Откуда появился странный свет, похожий на лунный? Тонкий молодой серп, разгуливающий по небу над самым высоким холмом Белозёрья, никогда бы не родил такой луч. Меркуша сжал мощевик в кулаке, затем вороватым жестом сунул за пазуху, да пробормотал холодными губами:
– Прости Господи… Я ж не для себя. Я ж не корысти ради, не ворую, не краду, лихого не думаю… Обетованье дал. Слышишь ли ты меня?!
К Господу ли обращался юноша, к мертвецу ли, сам Меркуша
Робь – работа
