что юношу недавно отчислили из академии и форму он носил напрасно. По словам преподавателей, Аверьянов был малоспособным и ленивым, никакими особенными познаниями в какой-либо области наук не располагал и интереса к учебе не проявлял. Он был одним из тех учеников, что долгие часы проводили в карцере и крайне редко попадали домой. За это его и отчислили.
Иштван сделал вывод, что юнкерскую форму юноша носил только ради возможности щеголять перед дамами и, судя по отзывам жильцов доходного дома, где он квартировался, пользовался явным успехом у женщин. В остальном он был чист, и удерживали его до вечера только лишь за то, что он пытался ударить жандармского офицера бутылкой по голове. Ну и для того, чтобы провести беседу уже после того, как выветрятся пары спирта.
Возвращаясь в участок, Иштван бегло набросал в голове вопросы, которые он задаст вольному юнкеру.
Глава 5
Тем же вечером, когда убили доктора, Аверьянова ввели в кабинет Облича, чем миловидный юноша был крайне поражен. Никогда прежде чиновник столь высокого положения не проводил допросы лично. На лице красавца отразился неподдельный испуг. Он решил, что раз такая высокая и авторитетная персона снизошла до беседы с ним, простым смертным, не имеющим даже чина и звания, значит дело довольно серьезное и громкое. Спесь мигом слетела с его лица, и, вжав голову в свои худые плечи, юноша виновато опустился на стул.
Иштван, к своему удовольствию, заметил эту перемену и хищно улыбнулся. В нем заиграла горячая кровь, и он уже чувствовал, как этот мальчик расскажет ему все до мельчайшей подробности. Иштван демонстративно взял в руки дело, на котором крупными буквами было написано «Аверьянов», обошел вокруг стола и прислонился к краю.
– Аверьянов, Борис Максимович? – официально спросил Иштван.
Юноша вздрогнул, нервно сглотнул и кивнул.
– Так, так, – протянул Иштван, – и что же вы, юноша, позорите честь наших мундиров? Так вести себя будущему обер-офицеру. Ай, не хорошо. Стыдно, молодой человек, стыдно.
– Виноват, Ваше благородие, – писклявым голосом протянул Аверьянов, – так только ж отчислили меня из академии месяц назад.
– Отчислили? – Иштван изобразил искреннее удивление. – А зачем же тогда форму носишь? Зачем над честью братьев своих бывших смеешься? Может, они чем обидели тебя?
– Никак нет, Ваше благородие…
– Ну что ж, Борис Максимович, что будем делать с вашими шалостями? На офицера моего напал? Напал. Начальнику отдела грубил? Грубил. Как оправдываться будем?
Лжеюнкер вскинул голову и с вызовом воскликнул:
– Так они, Ваше благородие, схватить меня хотели, будто я каторжник какой или украл что. Вот я вспылил. Признаюсь, Ваше благородие, вспылил, потом сам каялся. А то, что начальнику дерзил, так он сам мне тыкать первый начал. Я ему объясняю, не батенька вы мне, чтобы тыкать. А он мне затрещину, до сих пор голова раскалывается.
– Ну
