вечером я не пью ничего крепче содовой, – сказал Гарденер и знал, что это ложь. Головная боль уже вползала назад. Аспирин не вылечит это, перкодан не вылечит. Ничто не укрепило бы его голову, кроме огромной порции спиртного. Скоро, скоро наступит облегчение.
Аплодисменты начали наконец замирать. Патриция Маккардл глядела с кислой признательностью.
7
Имя жирного дерьма, представлявшего каждого поэта, было Трепл (хотя Гарденер предпочитал называть его Трептрепл), и он был доцентом английского языка, возглавлявшим группу спонсоров. Он принадлежал к типу людей, которых его отец называл «шлюхинсын».
Шлюхинсын после чтения устроил для «Каравана», Друзей Поэзии и английского отделения факультета вечер у себя дома. Он начался около одиннадцати. Поначалу все было натянуто: мужчины и женщины стояли неудобными маленькими группками с бокалами и бумажными тарелками в руках, поддерживая обычный вариант осторожной академической беседы. Когда Гард учительствовал, этот словесный понос убивал его бесполезной тратой времени. Так было раньше, но сейчас – в меланхолии – в этом чувствовалось что-то ностальгическое и приятное.
Его внутренний голос говорил, что натянутый или нет – это Вечер с Возможностями. В полночь этюды Баха почти наверняка будут заменены Претендентами, а разговоры о занятиях, политике и литературе сменятся более интересными вещами: успехи факультетской команды «Ред сокс», кто-то пьет слишком много, и это излюбленное во все времена – кто с кем трахается.
Там был большой буфет, и поэты курсировали туда, как пчелы, твердо следуя первому правилу Гарденера для выступающих поэтов: «Хватай на халяву». Он видел, как Энн Делэней, пишущая тощие, навязчивые поэмы о сельских рабочих Новой Англии, широко раскрыла челюсти и набросилась на огромный сандвич, который она держала. Майонез, цветом и консистенцией похожий на бычью сперму, струился между пальцами, и Энн негалантно слизывала его с руки. Она подмигнула Гарденеру. Слева от нее прошлогодний обладатель приза Готорна Бостонского университета (за длинную поэму «Тайные мечты 1650–1980») с большой скоростью набивал рот зелеными маслинами. Этот парень, по имени Джон Эвард Саймингтон, сделал довольно длинную паузу, чтобы положить горсть завернутых кружочков сыра «Бонбел» в каждый карман своего вельветового спортивного пальто (с заплатами на локтях, разумеется), и затем вернулся к маслинам.
Рон Каммингс пробрался туда, где стоял Гарденер. Как обычно, он не ел. В одной руке у него был бокал для воды, который, судя по всему, был полон чистого виски. Он кивнул в сторону буфета:
– Великая вещь. Если вы ценитель болонской колбасы и салата, вы на вершине блаженства, приятель.
– Этот Трептрепл умеет жить, – сказал Гарденер.
Пивший в это время Каммингс фыркнул так, что выпучились глаза.
– Этой ночью вы в ударе, Джим. Трептрепл. Господи. – Он посмотрел на бокал в руке Гарденера. Это была водка с тоником – совсем слабо, но во второй раз, то же самое.
– Тоник? –
