в специфические периоды времени. Некоторые финансировали наличные поэтические премии и призы. Некоторые страховали журналы современной поэзии и прозы. Гранты распределялись комитетами. За каждым из них была рука Патриции Маккардл, производящая впечатление, что они зацеплены столь же изящно, как части китайской головоломки… или нити паучьей сети.
Она могла сделать гораздо больше, чем забрать назад свои вшивые шесть сотен «зеленых». Она могла надеть на него намордник. И было вполне возможно – маловероятно, но возможно, – что он мог написать несколько хороших стихов, прежде чем злодей, всунувший револьвер миру в задницу, решит нажать курок.
Потому доведи это до конца, – думал он. Он заказал в комнате обслуживания бутылку «Джонни Уокера» (Господи, благослови общий счет, отныне и навеки, аминь) и теперь наливал свою вторую порцию рукой, которая стала замечательно твердой. Доведу это до конца, и все.
Но пока тянулся день, он размышлял, как бы захватить грейхаундский автобус на станции Стюарт-стрит и пятью часами позже выйти прямо перед пыльной маленькой аптекой в Юнити. Поймать там попутку до Трои. Позвать Бобби Андерсон по телефону и сказать: «Меня почти унесло ураганом, Бобби, но я вовремя нашел штормовое убежище. Отличная новость, а?»
Насрать на это. Ты делаешь свою собственную судьбу. Если ты будешь сильным, Гард, ты будешь счастлив. Доведи это до конца, и все. Надо это сделать.
Он перевернул содержимое своего чемодана, ища лучшую одежду из того, что оставил, поскольку его костюм для выступлений уже было не спасти. Он выбросил выцветшие джинсы, простые белые шорты, рваные трусы и пару носков на покрывало (спасибо, мэм, но здесь не надо убирать комнату, я спал в ванной). Он оделся, съел еще немного печенья, выпил немного спиртного и еще съел немного печенья и затем опять начал ворошить чемодан, отыскивая на этот раз аспирин. Он нашел его и принял немного того же самого. Он посмотрел на бутылку. Посмотрел вдаль. Пульсация в висках становилась ужасной. Он сел на подоконник с записной книжкой, пытаясь решить, что он будет читать этой ночью.
В этом страшном, тоскливом дневном свете все его стихи выглядели так, будто они были написаны на древнекарфагенском. Вместо того чтобы изменить что-то к лучшему, аспирин, кажется, весьма усиливает головную боль: крас-трас-благодарю вас. Его голова раскалывалась с каждым ударом сердца. Это была та самая старая головная боль, та самая, которая ощущается как тупое стальное сверло, медленно входящее в его голову в месте немного выше и левее левого глаза. Он коснулся кончиками пальцев малозаметного шрама в этом месте и легко пробежал пальцами вдоль него. Там скрывалась под кожей стальная пластинка, результат неудачного катания на лыжах в юности. Он помнил, как доктор сказал: «Ты время от времени будешь испытывать головные боли, сынок. Когда они появятся, благодари Бога, что ты вообще что-то чувствуешь. Тебе повезло, что ты вообще выжил».
Но в такие моменты
