жизнь несправедлива, и не надо забывать об этом.
Перед моим отъездом из дома тетушка Фелисити подарила мне маленькую записную книжку в кожаной обложке и маленький выдвигающийся карандашик, хитро спрятанный в золотом распятии, которое я носила на шее.
«Даже варвар дважды подумает, перед тем как тронуть это», – сказала она тогда.
Само по себе распятие тоже было непростым, как сказала мне тетушка Фелисити, поскольку воплощало идею Троицы, трех в одном: Бога-отца, Бога-сына и Святого Духа.
А еще, кроме карандаша, в этом распятии прятались мощная увеличивающая линза, выскакивающая наружу, и на удивление богатый набор отмычек.
«Чтобы не скучать тихими воскресеньями», – сказала она и, клянусь, еле заметно, хитро, по-змеиному подмигнула.
Только после обеда меня наконец вызвали. Мы с ван Арк шли по направлению к полю для хоккея, когда словно из ниоткуда возник полицейский сержант ла Белль. Может, он прятался за прачечной?
– Инспектор хочет вас видеть, – объявил он, и на меня пахнуло сигаретами.
Вот так вот. Никаких расшаркиваний.
Я беспомощно пожала плечами, взглянув на ван Арк, и пошла за сержантом в здание.
– Какой огромный дом, – заметил он, когда мы поднимались по лестнице к кабинету мисс Фолторн. – Просторный, но мрачный.
И он был прав. Женская академия мисс Бодикот представляла собой полный теней лабиринт – место, где свет едва проникал в окна. Ее строили не как место для жизни, а как место для молитвы; место, где узкие зигзагообразные коридоры были предназначены для того, чтобы запутать дьявола.
«Единственное, что может вырваться из монастыря, – однажды сказала мне Даффи, прочитав сенсационную книгу о жизни монахинь, – это молитвы и дым».
Что вернуло меня к мысли о трупе в моем дымоходе.
Я была так занята, что не успела как следует обдумать произошедшее.
Кто она? Как умерла? Сколько времени провела в этом камине?
И то, что мучило меня больше всего: почему ее закутали в американский флаг?
Мы остановились у входа в кабинет мисс Фолторн. Сержант поднял было руку, чтобы постучать в дверь.
Секунду он постоял, изучая меня с головы до пят.
– Будь осторожна, девочка, – сказал он мне, поправляя галстук, словно тот его душил.
И робко постучал в дверь.
– А, Флавия, – произнес инспектор Грейвенхерст, неправильно ставя ударение в моем имени на второй слог, в точности как мисс Дюпон.
– Я Флавия, – поправила его я.
Он кивнул, но даже не извинился.
– А теперь, – продолжил он, – расскажите мне о своем открытии.
Он явно еще не успел допросить Коллингсвуд; в противном случае он бы уже знал ее несколько отличающуюся версию. Лучше я скажу всю правду, и мою честность оценят.
– На самом деле, полагаю, тело обнаружила не я. В смысле, просто я тоже там была.
– Ясно, –
