руки в карманы, насвистывая веселую шансонетку, Фрике отправился на поиски хлеба.
Но только что начатая прогулка была прервана неожиданно раздавшимся выстрелом. «Ого! – подумал оборванец, приостанавливаясь и напрягая слух. – Я не один прогуливаюсь в такую рань – здесь есть еще люди! Надо мне на них взглянуть».
Осторожно ступая по сухим сучьям и раздвигая густые ветви, Фрике стал подкрадываться к тому месту, откуда раздался выстрел. Скоро он увидел незнакомых людей, расположившихся на широкой просеке. Их оказалось шестеро.
Это была веселая компания, ужинавшая у Бребана. «Однако я думал, что встречу только одного гуляку, а тут их собралось полдюжины! – изумился Фрике. – А! Да это дуэль! Странное развлечение, нечего сказать! Нет худа без добра. Это все-таки позволит мне немного развеяться, и я хоть на время забуду про голод». С этими мыслями он выбрал себе укромное местечко в густой чаще, чтобы спокойно насладиться предстоявшим зрелищем.
Хотя личности эти были ему совершенно незнакомы, Фрике сразу понял, кто дуэлянты, а кто – секунданты: лица первых казались более серьезными и озабоченными, тогда как последние с самым веселым, беспечным видом занимались необходимыми приготовлениями, будто люди эти приехали на веселую прогулку. Молчаливый незнакомец, выведенный из себя дерзостью Марсьяка, сидел на стволе срубленного дерева, как раз напротив притаившегося за кустом оборвыша. Лицо его было серьезно, но спокойно. О чем он думал в настоящую минуту?
«Славный малый этот долговязый, – рассуждал Фрике, рассматривая незнакомца, – мне будет очень жаль, если с ним приключится беда. Он совсем не похож на тех двоих! Какие у них отвратительные физиономии! Особенно у этого черномазого». Он имел в виду Карлеваля и смуглого Викарио, заряжавших оружие.
– Послушайте, Марсьяк, дайте мне что-нибудь, из чего я мог бы сделать пыж, – сказал испанец.
Марсьяк, пошарив в кармане, вынул ненужную бумажку – обрывок журнала или простой оберточной бумаги – и подал ее Викарио.
«А ведь они зарядили только один пистолет, – подумал оборванец, зорко следивший из своей обсерватории за всеми действиями компании. – У богатеев, может быть, всегда так принято, но все же это очень странная манера выяснять отношения».
Между тем Медерик, теперь уже окончательно протрезвевший, разговаривал с Марсьяком и Буа-Репоном чуть в стороне от просеки.
– Вы, однако, заставляете нас черт знает что выделывать, любезнейший Марсьяк! – говорил он.
– Удивляюсь, что умный благородный человек находит странным, что я хочу наказать негодяя за его дерзость, – пожал плечами Марсьяк.
– Я не требую, чтобы вы разыгрывали из себя труса, но, конечно, только между нами, любезнейший Марсьяк, сознайтесь, что не он вызвал вас на ссору и что вы выказали совсем несвойственную вашей натуре ранимость…
– Но зачем же вы согласились быть секундантом этого господина, если не признаете оскорбление достаточно серьезным?
