и прикажу перенести его в свой маленький домик в Виль-д’Авре.
– Значит, мы вам не нужны? – спросил Карлеваль.
– Нет-нет! Даже напротив, я попросил бы вас уехать поскорее, чтобы вы не навлекли на себя подозрений.
Викарио, Карлеваль и Буа-Репон предпочли, чтобы в ответе остался один Марсьяк, но Поль Медерик все еще не решался уйти: он никак не мог понять, что за темное дело вершится у него на глазах.
– Какая роковая случайность! – говорил он. – Из-за пустяка, из-за простого дурачества!
– Не теряйте драгоценного времени! – прервал журналиста Викарио, увлекая его за собой.
– К каретам, господа! Живее! – торопили остальные.
– До вечера, друзья мои! Я принесу вам хорошие вести, – сказал Марсьяк, торопливо пожимая руки приятелям; в ту же минуту он быстро направился в ту сторону, где находилось селение Дам-Роз.
Приятели его повернули к пруду Сарсо. Еще минуту или две их удалявшиеся голоса доносились до чуткого уха сидевшего в засаде оборванца. Но вот и голоса, и шаги стали удаляться и, наконец, совсем затихли. Фрике осторожно, едва переводя дух, приподнялся и намеревался уже перепрыгнуть через кусты, отделявшие его от просеки, но, к счастью, успел вовремя остановиться и опять присесть за куст.
Ему послышались чьи-то осторожные шаги: кто-то крался к тому месту, где происходила дуэль. Скоро из за деревьев показалась уже знакомая ему фигура Марсьяка, который возвращался к месту поединка, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Он пугливо оглядывался по сторонам и долго прислушивался. Убедившись, наконец, что шумят только верхушки леса, что вокруг нет ничего подозрительного, – заметить притаившегося в густой чаще оборванца он не мог, – Марсьяк приблизился к раненому, или, вернее, к умирающему человеку, губы которого уже посинели.
Злорадным, торжествующим взглядом он смотрел на зиявшую рану, из которой лилась кровь побежденного противника, и, казалось, считал его последние минуты. «У него, однако, свои, особые приемы для оказания помощи умирающим!» – подумал Фрике, увидев, что Марсьяк расстегивает сюртук раненого и осторожно вытаскивает из кармана большое портмоне. С жадностью Марсьяк открыл кошелек незнакомца и принялся медленно и внимательно разглядывать его содержимое. Это обстоятельство до глубины души поразило оборвыша.
«Отлично одет – и вор! – ужаснулся он. – Нет, я ошибся, он кладет бумажник на прежнее место… Уверен, там уже ничего нет, этот негодяй вынул из него все, что в нем было, и переложил в свой».
Удвоив внимание, Фрике пожирал глазами странное зрелище. Он видел, как Марсьяк вырвал из своей записной книжки лист, написал на нем несколько слов и затем осторожно вложил его в левую руку умирающего. В правую он всунул пистолет, который все еще валялся у его ног. Приподнявшись с земли, он еще раз внимательно осмотрел свою жертву и после некоторого размышления вновь взял у него портмоне и открыл его.
– Я же говорил, что это вор! – прошептал Фрике, не сводя глаз с мужчины.
Но Марсьяк вместо того, чтобы взять деньги, отошел в сторону, выкопал под развесистым
