половины никак не совместимы с любовью. Разругавшись в пух и прах за оставшиеся десять дней отпуска, они расставались, чтобы не видеться больше никогда.
Но…
Через месяц, иногда два, кто-нибудь из них звонил, и… встречи возобновлялись. Возобновлялись для того, чтобы вновь закончиться упрёками, ссорами и разрывом.
Чёрно-белый старухин кот был совсем неучёным, но днём и ночью ходил по пансионату как самое главное лицо, взирая на окружающих оценивающе и с чувством собственного непревзойдённого достоинства. Он неотступно крутился около старухи, когда хотел рыбы, и пока та не уступала, положив ему в миску что-либо рыбное, скандально орал.
Когда старик приносил улов, кот снисходительно терпел его. Если же старик вёл пустопорожние разговоры со старухой, толчась на кухне, кот неизменно оказывался между ними.
– Ревнует! – удивлялся старик.
Старуха весело смеялась и уважала кота ещё сильнее.
Или даже любила.
– У нас одна кровеносная система, – блаженно говорила третья кандидатка на половину, когда они встречались вновь, мучительно пережив три долгих месяца разлуки.
– Я чувствую тебя каждой клеточкой своего организма, – убеждённо говорил он.
Во всём их мнения совпадали. Вкусы были одинаковыми. Чувства переполняли их и казались бесконечными.
Но потихоньку подступал момент (да уж! без этого момента тут никак не обойтись), когда разрыв случился окончательный.
Наш старик впал в горестное состояние, как после смерти своей матери. Он потерял самого близкого на тот момент и любящего человека. Что же: эта третья опять оказалась не второй половиной?! Или они, не преодолев своей половинчатости, не смогли стать единым целым, несмотря даже на одну, как им казалось, кровеносную систему?
Если бы в этой неудаче принимал участие Серебряный Ротан, то он был бы и виноват. Но кто же сейчас оставил нашего старика одиноким, незащищённым и… всё ещё ожидающим свою настоящую вторую половину?
А почему, собственно, одиноким?!
Ведь у него были дети, внуки – к тому времени уже не в единственном числе – и множество знакомых.
Но он делал всё возможное, чтобы не понравиться человеку, и даже чтобы тот совсем отвернулся от него!
Однако почему-то не отворачивались.
Или – не совсем. Или – не сразу.
Своей мальчишеской задиристостью, умением говорить непроизносимые обычно вслух гадости он создавал вокруг себя человеческий вакуум, а потом, сидя в своей одинокой холодной конуре… разговаривал с диктором телевидения.
Нет, Анютины Глазки не была… никак не могла быть этой долгожданной половиной.
Она казалась просто соседкой по дому. Но как же хорошо, как беззаботно было ему с ней, встречавшей его в прихожей, когда он возвращался с удочками и небольшим, порой совсем мизерным – только для кота –
