авторитет. Он романтичный был. Ухаживал красиво, цветы охапками таскал, на мопеде катал, даже стихи рассказывал. Говорил, что я самая добрая и красивая, что он изменится ради меня.
– Да, язык у него и сейчас хорошо подвешен, – снова согласилась Полинка.
– Ну вот. А девчонке чего ещё надо? Я и влюбилась. А потом от него уже не отвязаться было. Да и Ванька родился. А Лёха ему какой-никакой, а всё-таки родной отец.
Я споткнулась на ровном месте.
– Карастецкий – отец твоего сына?!
– Ну. Я же в семнадцать лет его родила. Была у нас тогда бурная любовь, вот и не убереглись. Да и по началу всё вроде нормально шло, не хуже, чем у других. Я родила, мы съехались. Пожениться собирались, но не успели, понесло его… В девятнадцать лет первый раз загремел по грабежу и пошло-поехало. А сколько я это терпела, всё надеялась что вот повзрослеет, одумается… Да и Ванька тянулся к нему, скучал, жалко его было.
За разговором я не заметила, как мы поднялись на самую высокую точку улицы. Отсюда было видно пруд, отражающий последние отблески заката и россыпь городских фонарей. Людей за время пути нам встретилось немного и из-за этого казалось, что вокруг уже глубокая ночь, хотя на деле вряд ли было позже десяти.
Полинка свернула в заросший высоченными тополями переулок и вокруг сразу стало почти темно. Лишь мягко светились окна да редкие фонари, которые здесь были жёлтыми, а не холодно-синими, как вдоль дороги.
– И потом что было? – попыталась я возобновить прерванный Машкин рассказ.
Она вздохнула, но заговорила уже без прежней неохоты.
– Зря я семью ради ребёнка сохранить пыталась. Отец из Лёхи был никакой, как и муж. Только по пьяни любил себя кулаком в грудь бить – у меня сын! А как беда за сыном пришла – сразу в кусты. Не то что деньгами – словом добрым не помог, ни одного звонка за всё это время от него не было, ни разу Ваньку в СИЗО не навестил.
Машка замолчала, повесив голову, а Полинка, с преувеличенной тревогой оглянувшись назад, заметила:
– Как бы твой Отелло за нами не попёрся. Понял ведь наверно, что ко мне идём. Помнится по молодости где только ты от него не шкерилась, а находил ведь.
– Правда? – спросила я, просто чтобы что-нибудь сказать.
– А то! Страсти кипели прям шекспировские! Удивительно как он нашу Дездемону вообще не придушил.
– Он бил тебя? – повернулась я к Машке.
Та горько усмехнулась:
– А ты как думаешь? Сама же напомнила о том, что они с животными делали. Ну вот животных он перерос и за меня взялся.
– А чего ещё ожидать, когда с таким утырком связываешься? – логично заметила Полинка.
Видимо на эту неумолимую логику Машка и взъелась.
– Да ничего я не ожидала, блин! Просто дура была мелкая! Можно подумать, у тебя в пятнадцать лет много ума водилось?!
