мотивы имели место в свадебных ритуальных действиях, совершаемых в северно-русских и центральных районах, в Среднем и Верхнем Поволжье, т. е. или в районах, откуда родом были предки каргапольцев и тамакульцев, или в соседних с Курганской областью регионах России. В статье «Свадебный обряд», подготовленный для тома «Русские» Т. С. Макашиной, дается подробное описание одного из таких обрядов, связанных с посещением невестой бани и воспринимаемых некоторыми исследователями как потерею невестой целомудрия.
Невесту мыли мылом и парили веником, которые прислал жених. Баенные причитания нередко сменялись песнями эротического содержания. Судя по причитаниям, мыться в бане отожествлялось с потерей красоты, что давало основание некоторым ученым видеть в баенном обряде символическую потерю невестой целомудрия [Макашина 2005: 482].
Итак, проникновение местной «красной ленточки» в свадебный обряд молдавских спецпереселенцев Каргапольского района, имело исключительно важное значение. В соционормативной культуре православных гагаузов примерно так же, как и в исламе, не принято было манифестировать эротические моменты и явления, так же, как и не принято было прибегать к употреблению ненормативной лексики в речевой практике в присутствии женщин или затевать серьезные ссоры.
Две крупные драки, что произошли на той тамакульской свадьбе, одна из них, когда приехавший из другого села свадебный кортеж оказался перед наглухо закрытыми воротами во двор невесты, а вторая – при въезде на мост через реку Миасс, когда невесту уже увозили в село жениха. Основной причиной драки был не отказ гагаузских участников свадебного кортежа платить выкуп, а ненормативная лексика, лихо и с избытком звучащая в воздухе среди впавших в праздничный кураж местных участников свадебного обряда.
Истоки широкого бытования ненормативной лексики, по всей видимости, восходили к исстрадавшейся, забитой послевоенной деревне. Несмотря на детскую наивность и на полную закаменелость душ, о своих земляках – тамакульцах и каргапольцах – той поры, когда «отцу народов» оставалось жить всего два-три года, каргапольский поэт писал:
Только чистое что-то такое
Есть в душе его сумрачной. Есть!
Хоть порою он взвинченно кроет
Воспитателей в душу и крест.
Впрочем, по правилам «Грамматики жизни», т. е. в соответствии с принципами соционормативной культуры, русский человек «рвал рубаху на груди» не только и не столько со зла. Его вольнолюбивая душа рвалась к свободе:
Рвут рубаху на груди, и пляшут,
И рыдают пьяно на Руси.
Отчего – ответ никто не скажет,
Как ни умоляй и не проси.
Ни к чему сужденья и укоры,
Коль, необходимостью греша,
Хочет буйной воли и простора
Русская широкая душа.
