чем владеют.
Но выяснилось, что те всё больше пировали и грабили. А словене к тому были не привычны, да и с кем воевать, кого грабить? Корабли строить не умеют, да и речным путём ходить некуда. Говорят, там, внизу по реке одна нечисть живёт. Особенно, где начинается Днепр у Смоленска. Там лешие. И ещё дальше – железнорукие людоеды. И наваливают они себе горы белого камня и живут в них. И столько там серебра, столько яшмы, что человеку нельзя не потерять от этого ум. А потому все они безумные, но могучие колдуны.
Там ещё дальше – остров Буян, где небесный дуб, окованный цепями, а в нём живёт бессмертный кощун, который само солнце каждую ночь в скрыню прячет. Вот только Хорс вырывается утром из его сундуков, да снова на небо бежит. А те говорят, придёт время, и не сможет вырваться солнце из плена кощуна. Это варяги говорят. У них всё так – мрак один.
А потому, напуганные историями про пир богов в небесных чертогах, про то, как им радостно от звона мечей и горячих кровавых брызг, про волка, что пожрёт солнце совсем скоро, про океанских змей и великанов, от которых одно спасение – глаза себе брагой залить, и будь что будет! – испуганные варяжским мрачным духом, вернулись гонцы на родное Ильмень-озеро.
Не подходит нам, говорят, такое правление. Стало быть, не правый путь это. У нас и луга цветут, и стрекозы гудят. Радуга живая по травам летит. У нас в лесах птицы, что серебро льётся. И девицы поют на полях, зерно призывают расти. И кони ходят вольно, и густая осока, что мех драгоценный – залюбуешься при медовой заре. И какие там великаны и волки, какие ещё огненные боги! Не нужно нам того.
А что нужно? Как управиться с самими собой, коли брат на брата идёт, чтобы красоту эту себе за пазуху затереть?
Но гонцы вернулись не с пустыми руками. Они привезли вести о некоем Хрёрике. На Ладоге и в чуди же его знали как Рюрика. Жил он на кораблях и по берегам великого моря. И нигде не оседал, но уж больно дружна была его рать, и всюду, куда бы ни пришёл он, племена начинали набираться от него ума и смекалки – как им жизнь свою вести.
Бродячий этот учитель теперь стоял станом со своей дружиной где-то поблизости. На тридцати ладьях близ озера Ладоги. Тогда старейшины собрали совет, и решено было идти в земли народа весь – звать того человека.
Рюрик послов принял, выслушал, согласился. Только не открыл им – какого он сам-то роду племени. На пиру в честь согласия один из гридней, перебрав мёда, проболтался послам, что сам Рюрик не знает о себе, кто его чуры. А потому и каким богам молиться, какой обычай править – не знает. И жертвы кладёт на все алтари. Да только страшно это – боги-то они ревнивые.
– Стало быть, своего места не знает? – удивился словенский посол.
– Не знает, – вздохнул молодой бражник, – мечется туда-сюда. Почитай, за ним лихо бегает. А как иначе? Ко всем капищам успеть надо, всех задобрить. Не чай
