Ему твоя благодарность, как телеге лишнее колесо!
Я доел яичницу, неторопливо размышляя. Оказывается, отец всё же интересовался мной, раз ему звонили и рассказывали обо мне. Интересно, знала ли Вера, что наши родители встречались в юности. Я рассказал о фотографиях в папке.
– Мать что-то говорила! – ответила Вера. – Когда они поженились, мне было года три. Мать разошлась с отцом. Потом появился Владимир. Дед купил квартиру. Или наоборот: сначала дед купил, затем объявился твой отец. Мать говорила, что он до этого год чуть ли не каждую неделю летал к ней.
– Когда это было?
– Откуда же я помню! Я чуть старше тебя была.
– А дальше?
– В детстве я у деда пропадала. Когда тут оставалась, мы с Владимиром только за завтраком или за ужином виделись. Я в их жизнь не лезла. Вроде он мать любил. Если в командировку укатит, то по полтора часа вечером по телефону плакались о чём-то. Для других он, наверное, был человек неплохой. Но какой-то странный. Вежливый до нуди. Тихо говорит. Мне казалось, корчил из себя интеллигента. Хотел соответствовать семье. Однажды я про мать что-то брякнула. Он на меня глянул, словно по голове огрел. После этого мы с ним только да нет и привет. Он меня презирал. Особенно после её болезни. В жизни мы все ошибаемся. Я думала, с мамой ничего страшного. Рядом Владимир.
Вера замолчала, видно, решив, что и так много рассказала постороннему.
– Ты говоришь, для других он был неплохой. А для своих? – спросил я.
Вера долго молчала. Потом сухо ответила:
– Он предал моего деда, которому обязан всем. Мать этого ему не простила.
Я исподлобья взглянул на Веру.
– Всего я не знаю. Мне это было неинтересно. Студентом твой отец вроде какие-то политические плакаты про Чехословакию писал. Потом что-то в защиту Сахарова или Солженицына. Тем от этого ни холодно, ни жарко было, а его выслали в Александров, кажется. Позже, когда всё улеглось, мой дед сделал всё, чтобы спасти Владимира. Чтобы его карьера сложилась. – Она помолчала. – Потом щелкопёр в газетёнке твоего папаши всё переврал и выставил деда гебешной мразью. А твой отец подписал материал к печати.
Я поёрзал на стуле с ощущением, будто рассказывали обо мне.
Мы выкурили по сигарете и разошлись по комнатам, а за чаем договорились, что дела по наследству Вера уладит сама и вызовет меня, когда понадобятся мои подписи.
5
К вечеру погода разгулялась. В лужах отразилось закатное солнце и серо-малиновая гряда облаков над розовыми крышами. На металлический козырёк за окном с ветки тополя, обсыхавшего после дождя, усыпляюще шлёпались капли.
Я, не раздеваясь, развалился поверх покрывала на двуспальной кровати. Поставил на грудь пепельницу, обнаженную грудастую негритянку из серебра с блюдом между скрещенных ног, – в доме было много сувенирных безделиц из разных уголков мира, – и тренировался в нанизывании табачных колец одно на другое – убивал время до отъезда и лениво думал об отце.
Со слов
