рассудок, что, как они утверждали, происходило не раз и прежде. Что было тому причиной, неизвестно. Одни считали, что дело в утраченных знаниях об условиях призыва, другие – что причина в несовместимости душ, третьи утверждали, что все из-за недостаточной любви между ними, хотя в таком случае призыв просто не должен был сработать.
Как бы то ни было, угроза потерять рассудок наряду с сомнительной ценностью призыва неплохо удерживала романтически настроенные натуры от его применения.
– Уж не сильней, чем ты.
– Возможно, так.
– Теперь мы связаны, Талик. Если убьют тебя – умру и я. Раз заболеешь ты – болеть тогда и мне. Вот только…
– Разлюбив однажды, мы оба потеряем души и умрем, – эту часть легенды мальчик тоже знал.
– Все так и есть, – вновь улыбнулась Шенне.
– Но мы же не разлюбим, верно? – Талик приблизил свои губы к ее.
– Да, верно, – она приняла его невинный поцелуй.
С минуту они, обнявшись, лежали молча.
– Шенне, мне кажется, я начинаю понимать, что это за листки кружатся.
– Листки? Какие?
– Эти – вокруг нас, – он провел пальцем около одной из «змеек». – Не видишь?
Девочка непонимающе помотала головой.
– Они вращаются вокруг, как розовые с серым змейки…
Талик описал ей видимую им картину, в том числе загадочный поток медленных листиков, возникающий между ними при отдалении друг от друга.
– Я думаю, что листики – носители твоей души.
– Звучит красиво! Жаль, что я не вижу. А ты не врешь?
– Ничуть.
– Быть может, это Бора сей дар тогда оставила тебе?
– Шенне, ты это называешь даром? – усмехнулся мальчик. – Я из-за них тебя неважно вижу… уже с пары шагов. А у меня перед глазами клетка, а ты как будто в коконе из змей лежишь!
– Вся-вся?
– Сейчас проверю.
Талик отполз в сторону, чтобы их вихри-змейки разделились на два лагеря. Хотя расстояние между витками обвивающих их спиралей было примерно одинаковым, оно было непостоянным, с каждым новым оборотом меняясь на три-пять сантиметров. Из-за этого Талик видел девочку много лучше, когда ее «змейки» прятались за его, и наоборот, много хуже, когда они из-за них полностью выглядывали.
– Угу. Порой почти полтела закрывают, а иногда до четверти всего. Но это ерунда, – поспешил он успокоить свою спасительницу, – я думаю, привыкну.
– Быть может, даже к лучшему оно! – хихикнула вдруг девочка.
– С чего вдруг?
– Когда вырастешь, то будешь неподвластен… другим красавицам!
– Шенне, – укоризненно покачал он головой, – зачем другие мне, коль у меня есть ты?
– Конечно незачем, но все равно так лучше!
Они согласно рассмеялись, так что не сразу услышали дальний зов вечернего колокола.
– Талик! –
