определения условий вступления. После утверждения условий участия в союзе к июню 1726 года голоса министров распределились следующим образом: 7 «за» и 8 «против», но при учёте двух голосов, которыми обладал король, дело решилось в пользу сторонников союза.
В этот момент в Петербурге решили заменить Н.Ф.Головина опытнейшим дипломатом, князем Василием Лукичом Долгоруким (Долгоруковым) (1670—1739), который, по мнению Остермана, смог бы более успешно решать задачу не допустить присоединения Швеции к Ганноверскому союзу. При этом Головина оставили в Стокгольме при Долгоруком на вторых ролях, в качестве помощника. Василий Лукич, по словам всё того же де Лириа, был умён и недурён собой и заслужил славу искусного и хитрого дипломата, но и он не был оригинальным в изобретении средств для решения поставленных задач. В качестве основного аргумента для шведов он получил от Екатерины I и повёз с собой 18.000 ефимков «на раздачу, кому надобно, да получил позволение давать обещание знатным особам на 100.000 рублей и больше». Чтобы русский дипломат выглядел солидно и весомо, на покупку ливреи и экипажа ему выделили 11 тысяч рублей, а Екатерина подарила ему свой портрет, запасы вина из своих погребов и …балдахин, хранившийся в Академии наук.
Императрица «рассуждать изволила, что не надобно робко со Швециею поступать». И Долгорукий не робел. Подкуп официальных лиц – министров, послов и даже королевских особ – был тогда во внешней политике и дипломатии обычной практикой. Взятки, уважительно называемые «подарками» или «пенсионами», давались почти открыто, ни взяткодатели, ни взяточники законом не преследовались, так что было трудно назвать хотя бы одно официальное лицо в европейской столице, которое бы не состояло на содержании того или иного иностранного правительства13.
Не составляли исключения и «знатные особы» шведского правительства и риксдага, которых по очереди или все сразу «подкармливали» английский, французский и русский послы. Как сообщает шведский историк А. Оберг, политическая коррупция возникла в аристократической среде, потому что всё чиновничество тогда было в основном из дворян и офицеров (последние после сокращения армии особенно бедствовали и нуждались в деньгах)14. Иностранные послы оплачивали бедным провинциальным членам риксдага дорогу и проживание в Стокгольме (крестьянским депутатам король оплачивал расходы из своего кармана). Депутаты рассуждали примерно так: если государство получает субсидии от иностранных государств, то почему это не может позволить себе отдельно взятый швед? Впрочем, как утверждает Оберг, взятки были очень умеренные: так в 1765 году содержание 200 бедных дворян обходилось английскому послу всего в 3 фунта и 10 шиллингов в месяц.
Ко времени появления Долгорукого в Стокгольме зачатки будущих партий т.н. «шляп» и «колпаков» («шапок») ещё бродили в глубине политического
Для примера приведём расклад суммы в 60.000 червонцев, отпущенной французскому министру в Петербурге Кампредону в 1725 году для раздачи русским чиновникам на случай подписания русско-французского, т. е. Ганноверского союзного договора. «Подарки» делились на: а) публичные, т.е. официальные гратификации участникам переговоров: канцлеру Головкину, графу Толстому и барону Остерману – по 3.000 каждому, Степанову – 1500, а секретарям и прочим чиновникам – по 1.000 червонцев; б) секретные (для формально не участвовавших в переговорах): Меншикову – 5.000, Толстому, Апраксину и Остерману – по 6.000 каждому, М. Голицыну – 4.000, Долгорукому – 3.000, Макарову – 4.000, Ягужинскому – 2.000, Бассевичу – 6.000, Рагузинскому – 6.000 червонцев.
Веттерберг приводит размеры годовых должностных окладов шведских чиновников в описываемое нами время: А. Хорн получал 6.000 плюс 5.250 д. представительских, государственные советники по 6.000, гоф- и юстицканцлеры – по 1.800, статс-секретари и советники канцелярии – 1.500, секретари экспедиций – 1.200, архивариусы – 1.000, секретари президента канцелярии – 450, регистраторы, канцелярские бухгалтеры – 400, канцеляристы – 300, писцы – 200, курьеры и пр. – 150 т.н. серебряных далеров.
